Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
третьего. Левый устремлял руку к постаменту с надписью: «Sic transit gloria mundis»277.
Взгляд Павла, скользнувший по надписи, вдруг приобрел осмысленность.
— Sic gloria mundis advenit278, — прозвучал ангельский голос у него в голове, и
воспаленные веки императора дрогнули. Повернувшись к образу Спасителя, строго
смотревшего с небольшого иконостаса, под которым тлела негасимая лампадка, Павел
медленно перекрестился. Будто сами собой сложились слова
— Свершился промысел Твой, дай силы исполнить долг, укрепи душу, раскрой
сердце горестям подданных, — как по наитию шептал Павел. В глазах его сгущалась
тоска.
Наконец, он очнулся, поднялся с колен. Несмотря на поздний час и владевшую им
усталость, спать не хотелось. Шагнул к бюро, на котором стоял не потушенный еще на
ночь канделябр с пятью свечами. Рядом — письменный прибор: чернильница с
277 Так проходит слава мирская ( лат.).
278 Так приходит слава мирская ( лат.).
серебряной крышкой, мраморный стаканчик, наполненный искусно заточенными
гусиными перьями. Только подойдя вплотную, Павел заметил, что на просторном кожаном
пюпитре лежит большой пакет, перевязанный лентой. На лицевой стороне его хорошо
знакомым Павлу размашистым почерком было написано: «A mon fils Paul, apr`es ma
morte»279.
Лицо императора одеревенело. Упав в полукресло, стоявшее подле бюро, он
надорвал пакет. В нем оказалась стопка исписанных листов, к первому из которых был
пришпилен клочок пожелтевшей от времени бумаги.
Поставив канделябр так, чтобы свет его падал на вынутые из конверта листы,
Павел потянулся было к записке, но будто остановленный кем-то, отодвинул ее в сторону и
пробежал глазами начало рукописи. Буквы прыгали перед его глазами.
«La fortune n’est pas aussi aveugle qu’on se l’imagine;- медленно разбирал он — elle
est souvent le r'esultat d’une longus suite de mesures justes et pr'ecises, non apercues par le
vulgaire, qui ont pr'ec'ed'e l’'ev`enement; elle est encore dans les personnes plus particuli`erement
un r'esultat des qualit'es, du caract`ere et de la conduite personnelle»280.
Прочитав первый пассаж, Павел нахмурился, недовольно пожевал губами и
пробормотал про себя:
— Вечно эти фантазии.
Взгляд его упал на конец страницы, где значилось:
«Et voici deux exemples frappans. Catharine II. Pierre III»281.
Лицо
рукопись и погрузился в чтение.
Странная история разворачивалась на исписанных крупным разборчивым почерком
шершавых страницах282. История тринадцатилетней девушки, почти девочки, занесенной
279 Моему сыну Павлу после моей смерти (фр.).
280 Счастье не так слепо, как обыкновенно думают. Часто оно ничто иное, как следствие верных и твердых
мер, не замеченных толпою, но тем не менее подготовивших известные события. Еще чаще оно бывает
результатом личных качеств, характера и поведения (фр.).
281 И вот тому два разительных примера: Петр III – Екатерина II (фр.).
282 По-французски Екатерина писала значительно более разборчивым, хорошо поставленным почерком, чем
по-русски. Известно, что черновики своих писем Вольтеру она поручала редактировать А.П. Шувалову,
хотя в этом не было особой необходимости – французским языком, и литературным, и разговорным,
Екатерина владела как родным. Ее французские автографы разительно отличаются в лучшую сторону от
сохранившихся собственноручных текстов не только Петра III, но и, скажем, Людовика XV.
Что касается русского языка, то широко распространенное с легкой руки В.О.Ключевского мнение о
безграмотности Екатерины (четыре грамматические ошибки в слове из трех букв – «исчо»), мягко говоря,
не вполне корректно. Поздние тексты резолюций и писем Екатерины, написанные по-русски, в отличие от
ее автографов 60-х – первой половины 70-х годов, которыми пользовался В.О. Ключевский, не только
ветрами судьбы в начале 1744 года из маленького померанского городка Штеттин в
столицу северной империи. Взбалмошная мать, отец — полуразорившийся немецкий
князек, фанатик-лютеранин и вассал Фридриха II, императрица Елизавета Петровна, ее
вельможи и приближенные — полуазиаты-полуевропейцы. Императрица каждый день
меняет платья и правит огромной империей, как помещица, не знающая толком, что делать
с доставшимися ей по наследству владениями. Вокруг нее — сонм наушников,
чесательниц пяток, интриганов, заезжих авантюристов, управляют всем два-три фаворита,
и судьбы многомиллионного государства порой зависят от того, насколько ладят между
собой ее приближенные. К счастью, фавориты императрицы — Разумовский и Шувалов