Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

Стегний Петр Владимирович

актуальной.

— Мы приходим в отчаяние от продолжительности настоящей войны, — говорил

Дидро. — Если бы она стоила лишь одного года вашего царствования, то и это было бы

слишком дорогой ценой, потому что война отвлекает вас от великих предначертаний,

задуманных вами для счастья вашего народа. Франция и только Франция может помочь

заключить вам выгодный и почетный мир. Мы ваш естественный союзник. Когда вы

заключите мир с Турцией, то мы во Франции не будем

ни огорчены, ни обрадованы, но

прусский волк зарычит.

Разумеется, подобные беседы не могли долго сохраняться в тайне. Гуннинг

докладывал своему двору 12 ноября 1773 года:

«Чрезвычайно конфиденциально и под условием тайны граф Панин сообщил мне,

что г. Дидро, пользуясь постоянным доступом к императрице, вручил ей несколько дней

назад бумагу, данную ему г. Дюраном и содержащую условия мира с турками, которых

французский двор обязуется достигнуть, если его добрые услуги будут приняты

императрицей. Г. Дидро, извиняясь в этом поступке, совершенно выходящем за рамки его

сферы, объяснил, что не мог отказаться от исполнения требования французского

посланника из-за опасения быть по возвращении на родину отправленным в Бастилию. Ее

величество, как сообщил мне г. Панин, отвечала, что ввиду этого соображения она

извиняет неприличие его поступка, но с условием, что он в точности передаст посланнику,

что сделала она с этой бумагой. А императрица бросила ее в огонь».

Детали, сообщаемые английским посланником, слишком живописны, чтобы

выглядеть достоверными: каждый, кто занимался российской историей, остережется

принимать на веру рассказы дипломатов и мемуаристов об уничтожении важных

документов, причем непременно в огне каминов. Их слишком много.

Впрочем, обстоятельства эпизода с сожжением мемуара для нас несущественны. В

записках, даже скорее, в кратких эссе, которые Дидро составлял после бесед с Екатериной,

ясно видны следы его старательных и весьма добросовестных попыток выполнить

поручение Дюрана.

5

Биографы Никиты Ивановича Панина неохотно вспоминают о его ноябрьском

разговоре с Гуннингом, а если и вспоминают, то, перекрестившись, кивают на Макиавелли

либо же сокрушаются о том, как не соответствовали высоким целям панинской политики

негодные средства их достижения.

Сам же Никита Иванович вряд ли задумывался над столь тонкими материями.

Интрига для дипломата — естественная среда обитания. По этой логике агента Секрета

короля, немало, кстати, попортившего крови Панину по своей прошлой службе в Варшаве,

надлежало укоротить. И Никита Иванович проделал это не без изящества. Анекдот с

сожжением французского меморандума он

поведал не Сольмсу, который живо докопался

бы до истины, проверив информацию через венский двор, а Гуннингу, возможности

которого в этом смысле были не в пример скромнее. В результате и французский, и

английский дипломаты оказались в превеликой конфузии. Стрела, посланная верной

рукой, попала в цель.

Внимательно приглядывать за Дюраном заставляли и поступавшие сведения о том,

что французские военные советники пытаются установить связи с Пугачевым. На

иностранный след, ведущий к Яику, намекал в беседах с Никитой Ивановичем и Сольмс.

Осенью 1773 года посол в Вене князь Дмитрий Михайлович Голицын получил

возможность читать дипломатическую переписку Дюрана, приходившую в Париж через

Вену (подкупив одного из секретарей французского посла в Австрии Луи де Рогана).

Письма эти, обошедшиеся русской казне в двадцать тысяч рублей, ясно доказывали, по

мнению Дмитрия Михайловича, «презрительную и мерзостную глупость

легкомысленного посла и бесовскую злость нрава его». Из них следовало, что

французские офицеры отправлялись к бунтовщикам «Черным морем, а потом пробирались

через Черкасскую землю и Грузию»71.

К чести Панина надо заметить, что при всей антипатии к Дюрану он смог

досконально разобраться с этой историей и сделать трезвые и объективные выводы.

Вот полный текст его шифрованной депеши Голицыну от 12 апреля 1774 года:

«Депеши Вашего сиятельства от 20/31 марта, с курьером отправленные, я исправно получил. Чем

важнее оных содержание, тем более заслуживает оно точного исследования в своей достоверности, тем

паче по моей к Вам искренней дружбе и всегдашнему истинному почитанию, поставляю за долг сделать

Вам, милостивый государь мой, примечания мои на сообщенные Вами пиесы, исследывая в точности

обстоятельствы их содержания.

Во-первых, открывается мне подлогом самой ключ, коим написана депеша, Дюрану приписуемая.

Вот какие неоспоримые причины имею я по сему подозрению. Многие шифрованные депеши как

предместников Дюрана, так и его самого имею я уже разобранными, следственно, известно мне

содержание оных, система цифирных ключей французского кабинета, стиль Дюрановых депеш и образ его