Хрупкая связь
Шрифт:
— Пообещай, что завтра ты не исчезнешь, — прошу едва слышно.
Секундная заминка растягивается дольше, чем длится.
— Ты же знаешь, что нет.
— Пообещай.
— Обещаю, — произносит он. Чётко. Веско. Не оставляя неопределенности. — Ни завтра, ни послезавтра, ни когда-либо.
Удовлетворение от ответа наваливается вместе с усталостью. Веки становятся тяжёлыми. Я слышу цокот собачьих когтей по полу, убаюкивающий низкий голос и скрип двери. Кажется, я прошу воды, но когда Аслан возвращается, мне сложно даже
Я получаю поцелуй в затылок, объятия и больше, чем нужно. Последнее, что вижу, ненадолго открыв глаза, — плетёный браслет на левом запястье. Тот самый, который, я знаю, теперь будет появляться не только во снах.
46
Меня будит тихий скулёж у самого уха, который с каждой секундой становится громче. Сначала я не придаю этому значения, предпочитая лежать с закрытыми глазами в полумраке, созданном плотно задёрнутыми шторами.
Но когда на руку опускается мохнатая лапа — приходится проснуться. Буквально приходится, иначе Луна перейдёт к более кардинальным мерам. Хотя двигаться — это последнее, чего мне хочется.
Тело налито тягучей негой, веки будто склеены, а голова ещё хранит отголоски ночи: жаркие прикосновения, сбитое дыхание, пальцы, сжимающие мои бёдра… Несмотря на тянущую боль между ног, в животе остаётся сладкое эхо.
Аслан, как и обещал, никуда не исчез. Он тяжёлый и крепкий, его дыхание тёплыми струями касается моего затылка, вызывая за рёбрами трепет. Я бы предпочла начать утро с чего-то более приятного. Не знаю… например, с минета и быстрого секса на четвереньках…
Но кое-кто решил иначе.
Я натягиваю одеяло выше, пытаясь отсрочить момент, когда придётся покинуть уютный кокон, но лапа на моей руке становится настойчивее, и вскоре к ней присоединяется влажный нос, тыкающийся в щёку.
Нехотя выбравшись из постели, я ищу одежду и выхожу из спальни. Бросаю взгляд на часы и, уже вслух, возмущаюсь — стрелки показывают только половину седьмого утра.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю Луну, присев на корточки и почесав её за ухом. — Есть? Пить? Внимания? Ласки?
Догадки, конечно, у меня есть, но одна только мысль о том, что придётся тащиться в такую рань на промозглую улицу, приводит в ужас.
— Почему я? — искренне недоумеваю. — Почему ты не разбудила хозяина? Или это месть за то, что я не дала тебе с ним поиграть?
Собака смотрит на меня своими тёмно-карими глазами-бусинами, склонив голову. Как бы там ни было, она милая. Сложно злиться, когда перед тобой сидит пушистое создание с таким невинным, полным ожидания взглядом, в котором читается капля хитрости.
— Ну извини. Ночи с ним — точно мои. Это даже не обсуждается.
Заглянув к Ами и проверив температуру на ощупь, я быстро умываюсь и привожу себя в порядок подручными средствами. В доме, где
Я с трудом нахожу собачий поводок и ещё несколько минут гоняюсь за Луной по гостиной. Ей кажется, что это прикол или шутка, и каждый раз, когда я почти её ловлю, она весело подпрыгивает, выскальзывает из-под рук и несётся в другую сторону, виляя хвостом.
На улицу я выхожу всклокоченная и слегка рассерженная, шагая по тротуару, куда глаза глядят. Довольно скоро лёгкий морозец пробирается под куртку, отрезвляя мысли и эмоции. Наверное, в утренней прогулке есть что-то привлекательное. Что-то нужное и успокаивающее — чтобы разложить по полочкам перемены в моей жизни.
Наша связь с Асланом однозначно причинила боль, разочарование и дискомфорт многим, кто оказался в это вовлечён.
Я собираюсь разводиться. Он отменил свадьбу.
Нас ждут непростые времена — слишком много обиженных, слишком много осуждающих взглядов, и даже если я попытаюсь их не замечать, они всё равно будут давить. По крайней мере, пока я остаюсь в городе.
Но утешает одно: мы не разрушили что-то хорошее. Мы просто перестали притворяться, что счастливы там, где не вместе.
Я выбрала. Он выбрал. Теперь осталось только одно — научиться получать удовольствие от мелочей, даже если мир ещё не успел с этим смириться.
Вернувшись в дом, я проверяю телефон, экран которого пылает от непрочитанных сообщений и пропущенных звонков.
Муж запустил цепную реакцию из сплетен — одно слово перетекает в другое, искажается, обрастает подробностями, которых не было, пока, наконец, не превращается в громкий скандал, живущий в собственной вселенной.
Я не знаю, как это комментировать. Не знаю, что ответить Нине или Лиде, поэтому просто записываю несколько голосовых сообщений с указаниями для помощницы по студии и ставлю режим полёта.
Ситуация с телефоном Аслана — не лучше. Пока я достаю из холодильника продукты, собираясь пожарить блинчики, которые обожает на завтрак Амелия, его телефон без остановки гудит на кухонной столешнице.
Это действует на нервы.
Все хотят ответы. Хотят объяснений. Хотят драмы.
А я хочу тишины.
На экране вспыхивают разные имена, но чаще всего звонит Дина. Я отвлекаюсь, как могу, занимаясь тестом, но её настойчивость звучит глухим набатом в висках.
Я переворачиваю блинчик, наблюдая, как он пузырится и румянится на сковороде, и делаю вид, что мне всё равно.
Но мачеха не сдаётся. Новый звонок, новая вибрация — как напоминание, что молчанием проблему не решить.
Я закрываю глаза, вдыхаю запах горячего масла и теста, пытаясь удержать зыбкое спокойствие. Мне нужно хотя бы одно утро без навязанного чувства вины, без выяснений и без чужих эмоций, с которыми придётся разбираться.