Хрустальная сосна
Шрифт:
Я много раз видел, как пьют в компаниях водку: торопливо и почти с отвращением, стремясь скорее принять дозу и закусить чем-то соленым. Совет хирурга удивил и озадачил. Но я решил попробовать. И, поднеся рюмку ко рту, вдыхая практически незнакомый и не слишком приятный водочный запах, я все-таки пересилил первое желание и не вылил всю рюмку в себя, а сделал небольшой глоток. Он ожег меня, словно капля жидкого огня, прокатившаяся по пищеводу. Ощущение оказалось совершенно новым и в общем даже приятным. Я сделал второй глоток, третий - каждый давал точно
Выпив до дна, я взял с блюдечка ломтик сыра и, не успев даже его сжевать, ощутил, как из глубины моего тела, медленно расправляя теплые мягкие крылья, поднимается обволакивающая волна хмеля. Первого, настоящего, ни разу, пожалуй, еще не испытанного. Она затопила всего меня и пошла выше, и мне вдруг стало очень легко. Почти так же, как в последний миг перед операцией, когда мне ввели снотворное. Но сейчас я не засыпал. Я бодрствовал, и видел все, и продолжал сознавать себя калекой без трех пальцев со всеми вытекающими проблемами, и так далее… Но все это отодвинулось. На назад, не вперед, а куда-то вбок. Не покинув меня, ушло в сторону до определенного часа, освободив и временно очистив мои мысли. И, кажется, впервые за последнее время я улыбнулся. Мне в самом деле было хорошо.
– Ну как, подействовало?
– спросил врач, внимательно глядя на меня.
– И даже очень… Вы не представляете, Герман Витальевич…
– Почему… Очень даже представляю.
– Нет, в самом деле… Как-то сразу полегчало…
Мне вдруг захотелось говорить, говорить, говорить - за все дни своего добровольного молчания.
– Герман Витальевич, извините меня… - сказал я, снимая с души давний груз.
– Я тогда в перевязочной с вами резко говорил…
– Да пустяки, - отмахнулся он.
– Я ведь тоже вас пытался в чувство привести… По второй?
И мы повторили. Причем в том же соотношении объемов. Я не протестовал, понимая, что сам могу в любой момент свалиться на койку, а у врача дежурство до утра. После второй рюмки, которая показалась даже более вкусной, мое состояние улучшилось еще значительнее. Меня больше ничего не угнетало. Я даже на свою забинтованную руку смотрел как на объект, имеющий ко мне мало отношения.
– Герман Витальевич, - вдруг спросил я, хотя только что не думал об этом.
– Расскажите, пожалуйста, что случилось с моей рукой.
– А вы точно хотите это знать?
– склонил голову врач.
– Да, - твердо ответил я.
– Сейчас я в таком состоянии. что все хочу… и все могу…
– Ну ладно… В конце концов все равно бы узнали… У вас была газовая гангрена, вызванная анаэробной инфекцией.
– Какой инфекцией?
– уточнил я.
– Анаэробной. Особыми микробами, которые развиваются без доступа воздуха.
– Как это?
– Да так… Всем нормальным организмам для жизнедеятельности нужен кислород. А эти могут существовать только без кислорода. Она расщепляют соединения, высвобождая связанный
Врач, увлекшись, говорил так интересно и толково, что я заслушался его, забыв, что рассказывает он не о чем-то постороннем, а конкретно о моей изувеченной руке…
– Вы, конечно, слышали, что не рекомендуется закатывать банки с грибами, куда может попасть земля?
– Да, что-то такое где-то было…
– Вот как раз потому, что в герметично закрытой банке может развиться анаэробная бацилла, приводящая к тяжкому пищевому отравлению. Про ботулизм слышали?
– Слышал вообще-то.
– А если банку оставить не закатанной, то анаэробиоза не будет. И грибами можно будет прекрасно закусить… Кстати, о закуске и выпивке… По третьей?
Я против.
– Лихаим, - сказал Герман Витальевич, поднимая свою рюмку.
– Это по-каковски?
– спросил я, услышав незнакомое слово.
– По-еврейски… Правда, дословно не помню, как переводится.
– Примерно понятно…- я был в таком состоянии, что сейчас понял бы даже китайский язык.
Мы выпили по третьей. Я уже просто парил в небесах.
– Так что, - спросил я, чувствуя, как мысли обгоняют язык и говорить становится трудней.
– Получается. Эти ан… В общем, если бы я не бинтовал рану, а оставил ее открытой, то все бы обошлось?
– Увы, нет, - врач вздохнул.
– Это все не так буквально, тут сложный механизм… Процесс развивается в тканях. Причем очень бурно и непредсказуемо… Сама гангрена -не болезнь, а лишь результат. Она ведь бывает разная. Обычно случается сухая гангрена. Когда при обморожениях пальцы отваливаются. Слышали когда-нибудь?
– Читал где-то, точно.
– Ну так вот. Это сухое омертвение тканей, естественная мумификация и отторжение. В принципе можно обойтись без хирургической ампутации. Отвалится палец, рана постепенно сама заживет. Я находился в столь блаженном состоянии, что с любопытством слушал даже про само собой отваливающиеся пальцы.
– Ваш случай абсолютно иной. Общее поражение инфекцией. Если бы не удалили вовремя пальцы, перекинулось бы на весь организм. Газовая гангрена сама собой не проходит. Без оперативного вмешательства исход только летальный…- он тяжело вздохнул.
– Поэтому вас так долго и держим, чтобы уничтожить все остатки инфекции.
– А скажите, Герман Витальевич… Почему? Почему она на меня напала?
Я ведь столько раз бывал ранен - и в колхозах, и в стройотрядах, и ничего не было такого…
– Почему… Трудный вопрос. Вообще случай вашего заражения - достаточно редкий в мирное время. У вас на момент ранения, вероятно, были грязные руки?
– Герман Витальевич, - я усмехнулся.
– Вы сами когда-нибудь бывали в колхозе? Не на овощебазе, не на морковке на один день, где можно не снимать перчаток - а на долгих сельхозработах?