Хрустальный ангел

Грохоля Катажина

И, охваченная чувством опасности, она резким движением сиганула на верхнюю полку и пихнула мисочку со вкусностями. Пихнула, но она не впихнулась. Мисочка зазвенела, закрутилась в поисках равновесия и с треском шлепнулась в раковину, разлетевшись на мелкие кусочки. Какао с сиропом живописно разбрызгалось, а мороженое таяло среди кусочков зеленого стекла.

В дверях стояла Идена.

– Холера ясна! – вскрикнула Сара от неожиданности.

– Что??? – Идена, оторопев, приросла к полу.

О, ломака! – мысленно возмутилась Сара, я знаю

еще и не такие словечки, как, впрочем, и ты, так что не строй из себя святошу, тоже мне выискалась святая, и пусть не притворяется, что не видит мороженого! Видит! И что с того! Я имею право есть что хочу и когда хочу, и никто мне в этом не помешает, и объясняться на эту тему я не буду ни с кем – бушевала Сара в душе, – в общем, пошла эта Идена куда подальше!

– Холера ясна! – повторила она уже спокойнее, ожидая ядовитой насмешки над своей «давшей течь» силой воли.

– Сара! – выкрикнула Идена.

– Сара, Сара, – зло передразнила ее Сара. – Я знаю, как меня зовут.

– Ты выговариваешь «р-р-р»!.. – Идена бросилась на кузину. И обняла ее – да так крепко, что Сара мгновенно выпустила из себя все остатки злости, как только сообразила, что с ней произошло. – Ты выговариваешь букву «р-р-р»! – счастливо бормотала Идена.

Компромата на Сару в виде остатков мороженого в раковине вперемешку с битым стеклом она не заметила.

– Я?

– Ты! Какое счастье!

– Холера ясна! – еще раз крикнула Сара и первый раз в жизни сама услышала свое – без сомнения, самое прекрасное на свете – выразительное, сочное «ррр»!

Идена схватила с кухонного стола картонную папку, усмехнулась и прошмыгнула в дверь.

– Я забыла сценарий! Уже убегаю. Как я за тебя рада!

И хлопнула дверями.

А Сара уставилась в раковину: мороженое таяло в темно-красной тине, гранулы какао выглядели до того противно!

Ничего не удалось спасти. Сара открыла кран и пустила воду. Потоком смывало остатки лакомства, а стекло задерживалось на ситечке.

Она тихо попробовала произнести упражнение-считалочку:

– За забором… – и т.д.

«Р» не исчезло. Это не был «забод», нет, это было нормальное мощное твердое «р».

Минуту вслушиваясь в свое долгожданное «р», она закрутила покрепче кран.

– Среди кур на дворе крутился петух в красном мундире, – добавила она смелее. – Боже! Боже! Я говорю!

* * *

В связи с этим возможность окончить театральную школу для Сары перестала граничить с чудом.

Не только окончить, но и поступить. Теперь Сару не страшили экзамены. На экзамен она пошла вместе с Гражиной, со своей верной Гражиной, поддерживавшей ее всегда и во всем. У нее был приготовлен кусочек прозы, стихотворение Юлиана Тувима о Еве, а также в памяти все упражнения, выученные с логопедом Янушем Жебжицким, задавая их, он сильно сомневался, что она станет театральной мировой известностью.

У Сары в голове вертелись труднопроизносимые скороговорки типа: «Шла Саша по шоссе и

сосала сушку» и прочими.

Но когда она входила в зал, от ужаса у нее подгибались коленки. А когда начала читать стихи, то заметила, что ее никто не слушает.

Она говорила все тише и тише, так что даже старая известная актриса махнула рукой:

– Хорошо, детка. Последнюю строфу, пожалуйста!

У Сары мелькнула кошмарная мысль, что она не знает, которая строфа – последняя. И вообще не знает, что такое строфа. И что она не помнит стиха вовсе. Но губы, словно заколдованные, правильно произносили текст, и последняя строфа благополучно выплыла из ее уст, в то время как мозг был занят повторением все тех же поговорок: «Шла Саша по шоссе…»

– У тебя есть приготовленный текст? Попробуй рассказать его наоборот.

Она вообще не понимала, о чем речь.

– Ну, наоборот. С точки зрения человека, который, наоборот, не любит. Понимаете, милочка?

Она не понимала. Сара приготовила благодарственное письмо Собеского к Марии. И просто стала рассказывать его с точки зрения Анджея, с той самой памятной лестницы, которую она никак не могла забыть. Комиссия была потрясена. Потом ей приказали изобразить молоко.

Она обняла себя за плечи и присела на корточки. Так продолжалось какое-то время.

– Что вы делаете?

– Свернулось, – отозвалась она, – молоко село…

И это выглядело правдоподобно.

– Представьте себе, что вы находитесь в помещении три на три метра. Сможешь, детка?

Она кивнула и смогла вообразить все, даже день, когда ее наградят «Оскаром».

– И эти стены приближаются к тебе, теперь у тебя совсем не осталось места. И повторяй предложение: «Снаряд, который я послала вчера в десять вечера, два раза облетел земной шар, в наименее ожидаемый момент ударил меня в плечи, я упала на Ренатку и грациозно покатилась». – Понимаешь?

Сара выдала все, что могла, и билась в судорогах настолько сильно, насколько ей досталось от жизни, и все меньше и меньше казался ей зал, в котором происходил экзамен, он вызвал у нее чувство клаустрофобии. Сначала она обследовала все углы, потом легла, потом не могла протянуть ноги, потом ее охватило безумие, и она бросалась на выдуманную малюсенькую поверхность, не обращая внимания на того, кто на нее смотрит.

Комиссия молчала, первый раз внимательно приглядываясь к Саре.

Сара, свернувшаяся в клубок, расправила плечи и прошептала:

– Снаряд, который я послала вчера в десять вечера, два раза облетел земной шар и ударил меня…

– …в наименее ожидаемый момент, – прервал ее актер из сериалов, который сидел справа от старой актрисы.

– …и в наименее ожидаемый момент, – повторила Сара.

– Попрошу сначала.

Сару охватил гнев.

И вновь она оказалась в комнате три на три метра, которая неумолимо уменьшалась и уменьшалась, она задыхалась, хрипела, но, собрав все силы, выкрикнула:

– Я вчера послала…