Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Что вы говорите? – негодовал Ренато. – Я запрещаю вам…
– Успокойтесь, Ренато. Для меня вы мальчик. Мы одни и вы обоснованно ссылаетесь на мою дружбу, и не только с доном Франсиско, но и с доньей Софией, вашей бедной матерью, которую изводите.
– Хватит, хватит! Теперь я понимаю ваше поведение, мать опередила меня своим посещением.
– Это правда, Ренато; но сплетни начались гораздо раньше.
– Сплетни? Сплетни тоже поднимаются по лестницам этого дворца? Не думал, что вы…
– Пожалуйста, помолчите! Не злитесь, – спокойно прервал губернатор. – Я должен оскорбиться, но не
– С двумя источниками питьевой воды и морем, которое обеспечивает продукты питания, пройдут недели, месяца, даже год, пока они сдадутся!
Порывисто Ренато встал. С откровенной невежливостью повернулся к представителю власти и подошел к окну, через стекла которого он смотрел невидящими глазами на город, просыпавшийся с первыми лучами рассвета. От голоса губернатора он вздрогнул:
– Ваша жена мертва чуть больше недели.
– Но я не имею ничего общего с ее смертью! Не верите? – опять разъярился Ренато.
– Хочу верить, но вы ничего не предпринимаете, чтобы прекратить злословие. А версии несчастного случая, дошедшие до моих ушей…
– Они лгут, лгут! Я ничего не сделал ей. Наоборот…
– Вы преследовали…
– Я лишь надеялся остановить понесшую лошадь. Я не хотел ее смерти, хотел, чтобы она жила. Я верил, что она родит мне сына. Как я мог желать ее смерти? Она хотела играть со мной, управлять, как куклой, в балагане, который сама выдумала. Она не полагалась на Провидение и Божье Правосудие. А когда увидела, что я настиг ее, шпора вздыбила коня, из рук выскользнули поводья, за которые я почти ухватился. Отчаянно я вонзил шпоры и помчался по дороге на возвышенность. Она повернула кругом, а конь, на котором она сидела, поднялся на дыбы. Не знаю, порвались ли поводья, или она не могла больше ими управлять. Животное стрелой мчалось к ущелью. Погнав коня за ней, я чудом остановился у края пропасти, тогда как конь Айме, безудержно подталкиваемый, прыгнул в пропасть и свалился туда, отскакивая от скал и деревьев.
Искренне впечатленный, губернатор встал, потрясенный печальным рассказом. Вошла служанка, тихо и своевременно принесла на серебряном подносе кофе. По взгляду хозяина она вышла. Пожилой глава города приблизился к молодому Д'Отремону и по-отечески положил руку ему на плечо:
– Правильно. Остальную часть рассказа я уже слышал из уст вашей сеньоры матери. Ваш рассказ лишь подтверждает мое мнение; откажитесь от этого скверного дела Мыса Дьявола, вернитесь домой, подумайте, отдохните.
– Я не могу думать и отдыхать. Не могу сидеть сложа руки.
– А вы не понимаете, что это публичная демонстрация интереса к свояченице?
– Я люблю Монику! Я не оставлю ее в объятиях другого! Кровью и огнем, если нужно, я вытащу ее! Ваши советы бесполезны, сеньор губернатор.
– Уже вижу. Прекрасно понимаю волнение вашей матери. Не отрицаю вашей породы, Ренато.
– О чем вы?
– Однажды ваш отец тоже восторгался одной женщины, почти как вы сейчас, такой же восхитительной, как эта Моника де Мольнар, с которой не имел удовольствия познакомиться. Джина Бертолоци была прекрасна итальянской красотой. Простите, если ее имя напоминает вам то, о
– Я не забыл печальную главу жизни моего отца, – дал понять Ренато с гневом и презрением. – Но меня не волнует, как и его тогда не волновало.
– Это разные вещи, Ренато, – возразил губернатор с сурово. – Мужчина, которого ваш отец покрыл позором, не вашей крови.
– Я никого не позорю. Моника никогда не была настоящей женой Хуана. Так называемый брак является лишь комедией и очень скоро аннулирование брака будет в моих руках. Я лишь жду этого срока, чтобы жениться на ней. Поэтому прошу вашей поддержки. Не поддержки, а справедливости, строгой и простой справедливости. Пусть возьмут этого мятежника, арестуют, пусть заставят освободить женщину, которую он бесправно держит похищенной.
– Я так понимаю, сеньора де Мольнар несколько раз заявляла публично в пользу Хуана Дьявола.
– Вы издеваетесь надо мной?
– Нет, Ренато, я бы не посмел. Лишь пытаюсь призвать вас к разуму.
– Моим единственным разумом зовется Моника де Мольнар, а раз я так говорю, значит, у меня есть на то все моральные права!
– При наличии законных прав. Когда у вас будет аннулирование брака, которое вы так ждете, тогда просите моей поддержки и солдат.
– Я не стану ждать! Начну действовать своими средствами!
Вскоре послышались отдаленные взрывы, как из огромной пушки, и оба подбежали к балкону, распахивая настежь окна. Они нетерпеливо посмотрели повсюду. Все спокойно на Мысе Дьявола. К северо-западу красноватый туман покрыл небо и клуб удушающей жары прошелся по лицам, и губернатор проговорил:
– Ничего не случилось. Просто выбросы Мон Пеле, а значит, не имеют ни малейшей важности. Возможно, попортятся ближайшие засеянные поля рядом с вулканом, если пройдет пепельный дождь.
– Вы так уверены.
– Я придерживаюсь мнения доктора Ландеса, человека с мировым именем, который успокоил меня по этому поводу. Впрочем, признаюсь, я испугался. Решил, эти нахалы дадут вам повод, сваляв дурака с захваченной бочкой пороха.
– И тем не менее, вы будете ждать?
– Конечно. И вам советую. Я поеду в Фор-де-Франс на пару недель. Там у меня хороший дом для отдыха, где все дела покажутся незначительными и далекими. Хотите поехать со мной?
– Премного благодарен, но с вашей помощью или без, я сделаю, что должен.
– Вы поступите очень дурно. Нет на земле женщины, которая стоит этого…
– За исключением той, которая скоро станет моей женой! – отрезал Ренато сухо и раздражительно. – И я больше не помешаю вам. Желаю счастливых недель отдыха, хотя, когда вы вернетесь, Сен-Пьер сгорит от края до края. С вашего разрешения.
Губернатор выглянул с балкона на черную далекую точку Мыса Дьявола. Господским жестом зажег сигарету. Внезапно он снова услышал глухой, долгий и отдаленный взрыв. Пугающий шум, казалось, шел теперь из-под земли, содрогая город. Другой клуб сажи разорвался в воздухе. Испуганная стая птиц летела через море, а мелкий дождь мягко попадал, как снежинки, на крыши и улицы. Губернатор Мартиники протянул ладонь, ощутив странный дождь, сухой и нежный, который осыпался на пальцах, и пренебрежительно проговорил: