Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Если я сдержу слово, ты уйдешь, Ренато? – с тревогой спросила Моника.
– Послушай, Моника, отсюда никто не выйдет живым. Все на пределе. Губернатор в ярости. У них хватит средств, чтобы подавить восстание Хуана и трех или четырех десятков других сумасшедших. Если они не сдадутся, прольется много крови. Я слышал, они готовы на все. Поэтому не могу уйти отсюда. Ты отдаешь себе отчет? Понимаешь? Ты не можешь упустить эту последнюю возможность!
– Я не брошу Хуана! Пусть даже это стоит мне жизни! Я на своем месте. Я дала тебе слово,
– Ты обещала мне!
– Я обещала тебе встречаться в монастыре, а не здесь. Туда я вернусь, когда смогу уехать отсюда, как и приехала, – одна и свободная. Отпусти меня!
– А если не отпущу? Хочешь или нет, я уведу тебя с собой!
– Отпусти или я позову на помощь!
– Ты дойдешь до такого? – Ренато оскорбился и возмутился. – Хорошо, будет по-твоему. Но помни, я предупреждал тебя. По твоей вине я ускорю дела. Я говорил с губернатором, как друг. Он был готов пощадить этих глупцов, – умоляюще он предложил: – Я сделаю это, если пойдешь со мной прямо сейчас, Моника. Мы пойдем к нему вместе, под предлогом, что Хуан ранен.
– Хуан никогда мне этого не простит. Будет презирать, что я просила милосердия от его имени. Он не захочет получить жизнь по твоей просьбе. Уходи, Ренато, уходи!
Моника отошла и добралась до черных скал. На дороге к берегу показалась тень… Два человека шевельнулись за окном строящегося дома.
От досады горели щеки Ренато, когда он выходил с земель Хуана Дьявола.
– Почему ты не ушла, Моника?
Приподнявшись с узкого ложа, напоминавшего носилки, Хуан не сводил с Моники глаз. Та подошла к нему, чувствуя, как ноги подкашиваются. Впалые щеки Хуана были белыми и холодными, виднелись промокшие от крови бинты, покрывавшие плечо и грудь, но голос прозвучал спокойно и твердо:
– Наше положение серьезное, Моника. Ты упустила возможность выйти.
– Как ты узнал? Колибри?
– Колибри ничего не сказал. Вопреки моим советам, он оказался на твоей стороне, а не на моей. Полагаю, бедняжка – еще одна жертва твоего неминуемого влияния. Большую часть людей перестали убивать из-за тебя.
– Просто я…
– Я слышал слова Колибри, когда тот зашел и позвал тебя. Я с трудом выглянул в окно и увидел вас. Конечно же, я решил, что ты не вернешься.
– Неужели, Хуан? – опечалилась Моника. – Ты бы хотел…?
– Меня раздражало, что ты с ним. Но в любом случае, это выход, и на этот раз кабальеро Д'Отремон вел себя как мужчина, не соглашаясь оставлять тебя в этом месте.
– Только это пришло тебе в голову?
– Пойми я, что кричал этот идиот, когда подошел к посту, то я дал бы тебе уйти.
Моника села у узкой кровати, положив его голову на подушку, всматриваясь пламенным и пытливым взором, будто гналась за волнением, которое тот скрывал, будто подглядывала за чувством на бронзовом лице.
– Ты в самом деле не понял, чего он хотел?
–
– Ты дошел бы до такого, Хуан? – спросила Моника, чувствуя какую-то радость.
– Да! Какая глупость, да? Похоже, я такой же до глупости высокомерный, как законный Д'Отремон. Иногда я испытываю отвращение и злобу к приступам высокомерия и самолюбия, которые мне уверенно передал дон Франсиско Д'Отремон, который по грустной случайности оказался моим отцом.
Моника еще ближе склонилась к раненому, взяла белыми руками загорелые и суровые ладони. Чувствовала, что душа наполняется пониманием и любовью. Всеми силами она пыталась сдержаться, чтобы не выплеснуть их наружу, не сдаться устало и побеждено. Одновременно из боязни, что его выдаст свет во взгляде, Хуан закрыл черные итальянские глаза.
– Ты бы правда хотел, чтобы я ушла, Хуан?
Моника с волнением ожидала ответа, чувствуя, как ускоряется пульс Хуана под ее красивыми пальцами, но вечная недоверчивость и ожесточенность охватили сердце мужчины, и вместо ответа он спросил:
– А почему ты не ушла? Какая причина у тебя оставаться здесь?
– Мне нравится платить по счетам, – заявила гордая Моника де Мольнар с легкой улыбкой на губах. – Я ничего не забываю. Помню такую же кровать. Помню, что была больна, лишена сил, безнадежная, ждала смерть, а человек, которого я считала главным врагом, сидел у изголовья такой же кровати, пытаясь вырвать из лап смерти мою грустную жизнь. Теперь мы поменялись местами, и пусть положение иное, можно их сравнивать. Ты загнан в угол и ранен, как я безнадежно болела. Как ты не бросил меня тогда, так и я не брошу тебя, Хуан, и не дам умереть!
Моника говорила, пряча за теплой улыбкой волну нежности, затоплявшую душу, сопротивляясь из последних сил, но отдаваясь чувству, а Хуан смаковал каждое слово, словно горькую и желанную сладость. Хуан Дьявол, вечно недоверчивый, несогласный с участью и судьбой, ожесточенный против всего мира, не умевший протягивать руки за счастьем. Он закрыл глаза, а рука Моники нежнейшей лаской скользнула по его лбу. Открой он глаза, выдал бы взглядом все, что бурлило в сердце. Человек, бесстрашный перед бурями, боялся увидеть в голубых глазах насмешку и холодность, и говорил с детским упрямством:
– Ты преувеличиваешь. Это разные вещи. Поскольку ты ухаживаешь немного за мной, мне не грозит опасность.
– Заражение. Моя лихорадка была заразная, и ты знал. Ты видел, как я давала лекарства в хижинах. Чудо, что никто на «Люцифере» не заболел. Любой на твоем месте оставил бы меня в первом же порту.
– На Мари Галант? У твоего доктора Фабера? Этого бы ты хотела, – упрекнул Хуан с неподдельным недовольством.
– Возможно, и ты хотел бы этой ночью освободиться от меня.
Волнуясь и сдерживаясь, Моника вновь ждала ответа, но Хуан еще оборонялся, искал неясное выражение, лишь бы не признаваться: