Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Это было бы хорошо, капитан?
– Надеюсь, он поправится. Это виноградная лоза. На первый взгляд он кажется слабым и хрупким, но нет, Колибри. У Д'Отремон и Валуа еще много сил.
– Вы хотите, чтобы он выздоровел? Чтобы выздоровел и пошел в свой дворец, усадьбу, где плохо обращались с работниками, как будто они рабы?
– На Мартинике уже нет больших усадьб. Только руины и смерть, а глухо рычащее вулканическое чудовище – наш единственный хозяин.
– Мне страшно, капитан, – пожаловался хнычущий мальчик.
– Очень скоро ты сбежишь из этого ада, мальчик. Когда Ренато
– А вы, капитан?
– Я нет, Колибри. У меня еще дела здесь. Мне сообщили, что какие-то верующие из монастыря Рабынь Воплощенного Слова нашли убежище в Ривьер-Сале, а другие разъехались по разным местам. На рассвете я пойду туда.
– Ай, капитан, вы убьете себя так, если будете ходить туда-сюда! Везде вам говорят, что есть одна монахиня… И все говорят одно: что бедная сеньора Моника…
– Замолчи! Что ты знаешь? Никто ничего не знает!
– Если сеньор Ренато окажется добрым и найдет место на корабле, чтобы вы тоже уехали, капитан…
– Для меня он не станет его искать, а я не соглашусь, Колибри. Я не уеду из Мартиники, пока не откажусь от надежды. Я уеду последним!
Резко он встал, сделав ударение на последних словах, и выбрался из странной дыры, служившей им жилищем. Циновки вместо стен, пальмовая тростниковая крыша прислонилась к входу в вулканический грот. Застывшая много веков назад лава, остывшая под солнцем, кто знает в какие далекие дни, образовала нечто вроде естественной стены в округе крепости Сан-Луи, в заливе Фор-де-Франс. Как же близко от той, которую так жадно искал! Какая необъяснимая игра, невообразимая насмешка судьбы заставляла бежать так далеко, когда достаточно преодолеть один километр, чтобы найти ее!
– Капитан, в доме ничего нет.
– Ладно, позаботься о том, что ему нужно. Я поищу, чего не хватает.
Стройная фигура удалилась, затерявшись на пепельном пляже, и прошла через стены столетней крепости. Только каменная потрескавшаяся махина держалась, только она казалась целой и неизменной на голом пляже. Робко, с бесконечным смешанным ощущением неизбежного уважения и суеверного страха, Колибри приблизился к грубому ложу, где шевелился и шептал Ренато:
– Воды!
– Уже нет воды, сеньор. Вы выпили последний глоток. Негде набрать воды. Из реки течет серная вода, а из моря соленая. Так как капитан не принес раздаваемые в Фор-де-Франс пол-литра или молоко, то мы будем мучиться от жажды, как злые собаки.
В первый раз за долгие дни Ренато Д'Отремон открыл глаза, разумные, ясные. Уже не было в них вспышки безумия, лихорадочного бреда. Как будто он начал понимать и пытался вспомнить. Послышался слабый стон, и Колибри поинтересовался:
– Вам больно? Капитан сказал позаботиться о вас. Меня зовут Колибри, а мой капитан дон Хуан Дьявол.
Медленно Ренато сел, осматривая голые каменные стены, крышу, покрытую пальмовыми листьями, развевавшиеся на ветру циновки, и негритенка в лохмотьях, являвшегося его санитаром. На красивых аристократических губах появилась короткая и горькая улыбка:
– Ты Колибри. Да, я вспоминаю тебя… И на какой земле мы находимся, что Хуан Дьявол имеет титул «дон»? На какой остров
– На Мартинике, а где же еще? В Фор-де-Франс. Вы не помните, что произошло? Вы шли за «Люцифером», стреляя из пушек.
– Да, вспоминаю. Береговая охрана, шхуна тонула, мои люди готовились взять на абордаж, а вскоре…
– Взорвался вулкан, мы свалились в воду, и хозяин нас спас. Он вытащил нас из воды, затащил на лодку вас и меня. Меня, который его пес; и вас… который шел за ним, чтобы убить. Теперь вы помните?
– Да… Помню лодку, ужасную боль от раны, а потом…
– Он нес вас на плечах до Морн Руж. Там вас осмотрел медик и вылечил, лечили и нас. Я весь обжегся. Хозяин стер кожу, и из его раны от пули текла кровь. Но он не согнулся, не пожаловался. Капитан настоящий мужчина, сеньор Ренато.
Ренато прикрыл веки, чувствуя, как снова погружается в красноватый туман прошедших дней. Он жаждал эту милосердную бессознательность; но что-то разбудило, тряхнуло.
– Что это?
– Вулкан, землетрясение, – пробормотал Колибри, сдерживая овладевший им страх. – Иногда это происходит. Но капитан говорит, что ему не нравятся трусливые, и хотя я умираю от страха, но должен выдерживать и не убегать, потому что в любом месте может убить другое землетрясение и проглотить земля.
С трудом Ренато удалось сесть, и он попытался встать, но мешала боль и слабость. Голова была перебинтована, не хватало воздуха, вспышка гордости засверкала в ясных глазах:
– Я ничего не понимаю, мне нужно понять все немедленно. Почему я здесь в таком виде? Что значит эта пещера и лохмотья? Неужели я пленник Хуана? А моя одежда? Бумаги? Что он со всем сделал? Где он?
– Кто? – удивился негритенок.
– Ты не понимаешь? – разъярился Ренато.
– Нет, Ренато. Есть вещи, которые Колибри не понимает, – объяснил Хуан спокойно, вторгаясь в помещение. – Успокойся. Я все тебе расскажу. Вряд ли ты станешь насиловать себя в первый же день, когда очнулся. К тому же, тебя ждут очень плохие новости. Выпей воды.
Изумленный Ренато остановился и взял предложенный Хуаном глиняный кувшин. Тот тоже изменился. Изменился почти также, как окружающий его вид. Похудевший Хуан казался выше, отросшая борода, длинные взлохмаченные кудрявые волосы, и Ренато опустил взгляд на старую рубашку моряка, которую тот снова одел, выставляя крепкую и широкую грудь атлета. У него внешность потерпевшего кораблекрушение, без высокомерного выражения главы пиратов, смуглое лицо отражало достоинство и волю.
– Он выпил всю воду! – воскликнул смущенный Колибри, увидев, как Ренато алчно поглощал предложенный кувшин.
– Нет, осталось немного. Возьми и оставь нас. Пока Ренато отдыхает, мы поговорим.
Более двух часов назад Ренато открыл глаза, и теперь они жадно уставились на Хуана: вопрошающие и растерянные, в которых горело желание и страх узнать правду. Снова, как раньше, Ренато оценивал жалкую обстановку, на губах дрожали слова, которые он выплеснул наконец, словно прорвался поток плотины:
– Не нужно говорить, что я в твоей власти. Я вижу. Я ранен и беззащитен перед твоей волей, и если верить этому мальчику, то обязан тебе жизнью.