И даже когда я смеюсь, я должен плакать…
Шрифт:
— Если я не — что?
— Ах, перестаньте! Вы прекрасно знаете.
— Я ничего не знаю.
— Но, но! — говорит Треггер. — Вы получите столько, что не сможете это переварить, будьте спокойны! Однако я настоятельно прошу вас не оскорблять меня. Я… — и он делает сильное ударение на этом слове — …я и «Вотан верке» делаем это не ради презренного металла, а из более высоких стремлений и вдохновения.
— Что вас вдохновляет? — спрашивает Миша, сопя.
— Ислам, сэр, — говорит Треггер. — Потому что только ислам, только мусульмане могут еще
— Моей… помощи?
— Конечно, вашей помощи, профессор Волков!
40
Миша ошарашен. Наступает немая тишина. Наконец, Миша шепчет:
— Что вы сказали?
— Конечно, вашей помощи, я сказал.
— Не это. После.
— Профессор Волков, я сказал после, — говорит доктор Треггер и улыбается — улыбается так кротко, открыто и доброжелательно. — Еще бокал шампанского?
— Нет, спасибо, — отвечает Миша, которого вдруг охватывает печаль. — Я не профессор Волков, — говорит он тихо. — Все это со мной уже было однажды в Москве. Там они под конец выяснили, что ошибались, и отпустили меня. Я не профессор Волков — известный физик-ядерщик. Я простой сантехник из Ротбухена под Берлином, которого зовут Миша Кафанке.
— Да, да, — говорит Треггер. — Я понимаю, это тоже шутка, профессор Волков, и давайте на этом закончим! Довольно! Завтра мы подпишем трудовое соглашение, — мы принимаем все ваши условия, — затем я знакомлю вас с президентом, а потом мы летим отсюда на север, в «особую зону». Для всех там будет большой честью и радостью работать с вами. Ваш остроумный метод обогащения плутония — главное, чего пока недоставало в работе над новой бомбой.
Миша сглатывает, давится и сопит. Он встает, подходит вплотную к Мелоди и говорит с отчаяньем:
— Почему ты это сделала?
— Что сделала, милый?
— Увезла меня в Багдад. Ты, значит, тоже думаешь, что я Волков?
— Конечно, ты знаменитый профессор Валентин Волков! Я не работаю попусту!
Миша падает на один из тронов-кресел, бессмысленно болтает ногами туда-сюда и лепечет:
— Что общего у тебя с президентом Саддамом Хусейном?
— Я работаю на него.
Бумс, вот-те на.
— И поэтому ты меня похитила, — повторяет Миша.
— Похитила! Пожалуйста, не надо пафоса. Если я что и ненавижу, так это пафос. Разве я в Москве не говорила, что ЦРУ меня уволило, что они больше не находят мне применения? Разве я не рассказывала тебе, сколько коллег из-за разрядки между Востоком и Западом оказались нищими? Это катастрофа!
— Ката… черт побери, катастрофа?
— Ужасная! С тех пор каждый из нас вынужден перебиваться. К счастью, до сих пор время от времени для усердных находится кусок. Нужно только его ловить. Я ловлю. Ты знаешь меня только с одной стороны…
— Это правда.
— …но не с профессиональной.
— Мелоди! — кричит Миша и сопит как ненормальный, что Треггер с удовольствием отмечает. (Он хороший актер, этот Волков, думает Треггер, умеет вести себя как оскорбленная невинность, чтобы потребовать больше денег, лихой парень!) — Мелоди, — кричит Миша, — мне плевать на коммунистов! Кроме того, в России они сейчас запрещены! В России… демократия, — продолжает он с трудом, потому что его прошибает холодный пот от той демократии, которую он там испытал. Проклятье, в какое положение поставила его Мелоди, эта стерва!
— Демократия! — повторяет и Треггер. — Вы сами в это не верите, профессор Волков! Это те же коммунисты, только переодетые. И вместо того, чтобы дать им перегрызть друг другу горло, глупый Запад еще и помогает им.
С ужасом смотрит Миша на господина из Вупперталя, который очень весел и смеется:
— Но они скоро будут удивлены, особенно американцы! В южных советских республиках большинство жителей мусульмане, они все сочувствуют президенту Саддаму Хусейну. Скоро и у них появятся межконтинентальные ядерные ракеты — благодаря вашей помощи! Посмотрите, что будет, когда первая из них упадет на Нью-Йорк!
На Нью-Йорк! На Бруклин! На тетку Эмму Плишке! Миша с ужасом смотрит на Треггера.
— И поэтому, — кричит тот, все больше возбуждаясь, — все нужно делать быстро, быстро! В кратчайшее время Американские дьяволы должны быть уничтожены, прежде чем у них появится возможность еще раз напасть на эту страну. Прежде всего, мы должны, конечно, уничтожить нашего главного врага.
— Кто… — сопение — кто ваш главный враг?
Вильгельм Треггер вскакивает.
— Это спрашиваете вы, профессор Волков?
Миша из последних сил проглатывает профессора Волкова и говорит:
— Да, это спрашиваю я. Со всеми вашими врагами и дьяволами свихнуться можно! Так кто же ваш главный враг?
— Израиль, разумеется! — кричит Треггер, и его глаза сверкают. (Интересно, чем занимался его папа в Третьем Рейхе?) — Израиль в самую первую очередь должен быть стерт с лица земли! — голос Треггера вибрирует.
Человек может выдержать невероятно много, но когда-то наступает предел. У Миши он наступил.
— Доктор Треггер, — говорит он медленно и очень отчетливо, совершенно не сопя, — в последний раз: меня зовут Кафанке, я Миша Кафанке, а не Волков, я не физик-ядерщик, а сантехник.
— Вы…
— Спокойно! — говорит Миша, еще медленнее и отчетливее. — Но даже если бы я был Волковым, если бы я был физиком-ядерщиком, никогда, слышите, никогда я не сделал бы ничего, что угрожало бы Израилю. Потому что я метис.
Человек из «Вотан верке» с трудом это воспринимает.
— Кто вы?