И дело в шляпе
Шрифт:
– Но…
Далсвильцы с надеждой потянулись к Иннокентию. Даже осужденные, кажется, забыли о своем нелегком положении.
– …выход есть.
Леди Билл, не удержавшись, всхлипнула от избытка чувств. Пьяный Джо в очередной раз шумно вздохнул. Пастор обрадованно огляделся.
– Да-да, я это понял… Иннокентия все несло и несло.
– …в тот незабываемый вечер, когда попал на бульвар Капуцинов на сеанс к Люмьерам…
Кажется, остановиться надо было пару предложений назад. Жители начали недоуменно переглядываться.
– …Синематограф!
Все застыли. Вот не надо. Не надо было пугать свору душегубов таким страшным заклинанием. Старый пастор расстроенно закрыл лицо рукой. Ну не любят
– …Вот тот мессия, который способен изменить все. Он сделает нас чище, лучше. И вот ради этого я готов принести в жертву все. Даже собственную жизнь…
Наконец, Иннокентий замолчал. И даже заставил себя приоткрыть глаза. Сказочная девушка куда-то пропала. Да была ли она вообще? Слегка пришибленный загадочной речью шериф озадаченно вперил взгляд в тщедушного умалишенного.
– Вот тебе, змеюка, последний день… Нет, приятель, как скажешь, но извини, мы тебя не повесим…
– Правда? – не веря своему счастью, выдавил пришелец.
– А то. Мы тебя сожжем – на всякий случай. А ну, ату его!
Иннокентий как-то резко осунулся, поскучнел – проще говоря, сполз в спасительный обморок. Разочарованная было толпа радостно загудела. Потом завизжала. Потом завыла. Упс!
Все резко стихли. Большой Стэн оттянул пальцем ухо и закрыл глаза, чтобы лучше слышать. Потом закрыл уши и уставился куда-то вдаль, надеясь увидеть источник звука. Отдаленный шум повторился. Ну конечно, это завывала вовсе не толпа…
Мы же совсем забыли про Джона Дабл-ю Смита! Нет, выл, конечно, не он, но…
Дело в том, что ковбой твердо вознамерился помешать шерифу довести до печального конца традиционное развлечение и жизни его участников. Уж слишком интересные вещи вертелись вокруг этого малахольного Иннокентия. Правда, в одиночку выскакивать на площадь верхом на боевой корове, расшвыривая праздных зевак и паля во все стороны, было как-то… слишком самоубийственно. Даже для опытного в самоубийственных предприятиях Джона Даблю Смита. Поэтому ковбой, столько лет охотившийся на разнообразную нечисть, повел себя максимально неожиданно. Он произвел обряд призыва. Для этого потребовались сущие пустяки: котел, мел, свечи, пара флаконов желчи жаждущей любви старой девственницы, бутылочка крови и мозговой жидкости тоскующего по жизни гуля, слюнная железа банкира и – для остроты – щепотка соли. Ладно, щучу, конечно. Соль не требовалась – только прах первого депутата Дикого Запада. Все это, естественно, легко можно было найти в ближайшей аптекарской лавке. Ах да, еще нужна была вещь, дорогая как можно более жадному человеку. Тут долго думать не надо было. Надо было быстренько вломиться в дом к шерифу, пока его нет. Что Джон и сделал, нагло сперев счастливую монетку главного хапуги. Один безмозглый охранник, правда, хотел помешать ковбою, и даже незаметно подобрался ему за спину, но каким-то чудесным образом запнулся о половник и размозжил свою гнилую голову. Так что сам собой решился вопрос с жидкостями гуля.
Когда пентаграмма и зелье были готовы (вот Стэн удивится, зайдя в пыточную, точнее, на кухню), Джон обмакнул монетку в злобно воняющую жидкость. Благоухание живо передалось несчастливому талисману. Место начертания шестиконечной звезды уже не имело значения. С этого момента все пустынные жабы на тридцать предательских километров вокруг должны были постепенно стягиваться на запах жадности, исходящий от серебряника…
Итак, воздух огласился воем, который приближался со всех сторон. Вдруг кто-то бросил к ногам Большого Стэна маленький блестящий предмет. Доллар упал на мостовую, звеня и подпрыгивая. Старый пастор, оказавшийся ближе всех к шерифу, принюхался и презрительно бросил:
«жабы!». Стэн,
Слышали ли вы, как воют жабы? Пустынные жабы. Их даже чистой нечистью (простите за каламбур) не назовешь. Так, гибриды паршивые. Порождены не каким-то конкретным страхом, а общим ощущением неуверенности, опасности, а главное вины. Они похожи на ожившие клубы пыли, незатейливо украшенные несколькими зубастыми челюстями и клыкастыми лапами. Словно их придумал ленивый второсортный фантаст. Количество конечностей у жаб всегда разное, единственное, что точно присутствует у всех – ненасытный пустой желудок. Который вполне может на время наполниться случайным поганцем, чувствующим, что заслуживает этого. Особенно вкусными, впрочем, жабы считают жадюг. Поодиночке пустынные жабы слабы, но против стаи не выстоять почти никому.
Вой все громче. До жителей вдруг начало доходить, что воскресное представление набирает брутальности, и вместо того, чтобы быть безучастными зрителями казни, они рискуют начать бить других участников кровавого реалити-шоу…
Видели ли вы когда-нибудь настоящую панику? Когда все визжат как резаные, покрываются мурашками по-гусиному, носятся как угорелые да суетятся как два пальца в розетку вложившие… Так вот, ее не было. Скорее наоборот, жители обрадовались нежданному развлечению. Мистер О’Рейли, как вампир, молча почистил клыки. Трактирщица Билл, как оборотень, быстренько покрылась шерстью, человек-гусеница Марлон, как… человек гусеница, ничего особенного делать не стал, а старый пастор, будучи самым опытным из местных, неторопливо освятил свой пулемет и привел кресло в боевую готовность. Подобные метаморфозы произошли еще с парой дюжин зевак, так что площадь быстро превратилась в диковинный зоопарк. Люди, оставшиеся хотя бы отдаленно похожими на людей, просто подоставали ножи да пистолеты.
Наконец, жабы прискакали на площадь и застыли, окружив собравшихся. Большой Стэн, вспомнив о своем положении шерифа, не глядя сделал три выстрела в сторону осужденных. Те попадали наземь – обрывки веревок остались болтаться на шеях как диковинные ожерелья. Привыкшие к превратностям судьбы висельники деловито похватали запасное оружие у ближайших доброхотов из числа недавних зрителей. Джон Дабл-ю Смит, затерявшийся в толпе, нашел глазами Иннокентия и облегченно вздохнул – теперь надо лишь сделать так, чтобы невезунчик не откинул свои белые тапки в общей свалке.
Шериф, глядя прямо в пасть ближайшей страхолюдине, медленно подошел к злосчастной монете, присел, не сгибая спину, и положил ее в нагрудный карман, как бы говоря: «накося-выкуси, хрюндель». Обиженная жаба подала громкий квак к атаке.
Иннокентию уже давно не снилось ничего хорошего. А тут вдруг подфартило. Он встретился с чудесной девушкой, которая как раз собиралась его поцеловать. И хотя сновидец знал, что это всего лишь сладкая дрема, фантазия, очень уж хотелось ощутить на губах этот призрачный поцелуй. Такой необычный. Пожалуй, чересчур мокрый…
Иннокентий открыл глаза. И тут же пожалел об этом. На него капала слюна. Это не самое страшное. Страшно, что она выпадала из жуткой пасти с полусотней корявых зубов. А еще страшнее было то, что пасть принадлежала какому-то невнятному куску мяса и пыли, на котором подобных челюстей было еще штук шесть.
Не успел бедолага всерьез испугаться, как раздался выстрел. Помогло: вот теперь ему стало стрёмно до невозможности. Зато жуткая масса, дернувшись, упала куда-то в сторону. Иннокентий повернул голову. На него во весь опор несся типичный ковбой… на корове. Агрессивный такой – смотрит прямо в глаза и безостановочно стреляет. Ой, мама!