i dfee46a8588517f8

User

Оттягивая съезд, совет поступал со своей точки зрения пра­вильно. Ряд дворянских обществ и отдельных дворянских уполно­моченных требовал немедленного созыва съезда. С таким требова­нием, например, обратилась в письме от 20 ноября 1915 г. группа уполномоченных московского и самарского губернских земств. Отвечая на него, Струков сослался на ст. 6 устава, в которой гово­рилось, что чрезвычайные съезды созываются лишь тогда, когда этого потребуют: 1) две трети членов Постоянного совета, 2) две пятых губернских дворянских собраний, 3) не менее 15 дворян, имеющих право голоса в дворянском собрании ⁶².

В скором временя обнаружилось, что совет не собирается

со­зывать съезд и в марте. На заседании 21 марта 1916 г. Струков зая­вил, что созыву съезда в марте мешают «исключительные обстоя­тельства», а именно: большинство уполномоченных «переобремене­но» работой на нужды войны; затруднено железнодорожное сообщение; наплыв беженцев в Петроград осложняет пробле­му жилья для уполномоченных и, наконец, никакие съезды не раз­решаются сейчас министром внутренных дел, и если для «объеди­ненных дворян» будет сделано исключение (в чем Струков, конеч­но, не сомневался) , то оно «едва ли послужит на пользу дворянско­го объединения и его значения в стране». В связи с этим он предло-

жил оставить вопрос о времени созыва съезда открытым, что и бы­ло принято ⁶³.

В циркулярном письме председателя совета от 7 февраля 1916 г. не говорилось ни слова ни о жилье, ни о железных дорогах (смехотворность этих мотивов была бы очевидной), но давалась ссылка на позицию правительства, которое, как говорилось в пись­ме, признает сейчас съезды нежелательными вообще. Дворянский съезд также имел бы, несомненно, политический характер, «спо­собный не вовремя волновать как широкие круги общества, так

64

и печать» .

Все эти аргументы, разумеется, никого не могли обмануть.

Требования созвать съезд продолжали выдвигаться и были настолько всеобщими в дворянской среде, что на заседании По­стоянного совета 31 мая 1916 г. председатель вынужден был огла­сить заметку в газете «День» от 27 мая, в которой говорилось, что дворянство недовольно ретроградной политикой совета, оттягива­ющего созыв съезда, чтобы не допустить обсуждения письма Стру- кова, и выдумавшего для этого смехотворный предлог о негативной якобы позиции Министерства внутренних дел ⁶⁶.

В конечном счете Постоянному совету пришлось созвать съезд в конце ноября 1916 г. Но это ему не помогло. Наоборот, поскольку обстановка в стране с каждым месяцем становилась взрывоопас­нее, атмосфера, царившая на съезде, полностью исключила для Постоянного совета возможность какой-либо реабилитации.

XII, последний, съезд объединенных дворянских обществ (29 ноября — 4 декабря 1916 г.) проходил под знаком осуждения письма Струкова и требования реформирования Постояного сове­та. О несогласии с письмом говорил Гурко⁶⁶. Письмо не отвечает «ни мнениям, ни чувствам настоящего времени», поддержал его Олсуфьев. «Заволновалось российское дворянство, — говорил он,— промашку, говорят, дали, промашку, не туда попали» ⁶⁷. По­стоянный совет и его председатель Струков подверглись осужде­нию за затягивание съезда ⁶⁸.

Критика письма базировалась на двух взаимосвязанных те­зисах: оправдании и восхвалении «Прогрессивного блока» и осуж­дении «темных сил». Именно доказательству своевременности, нужности и полезности блока были в первую очередь посвящены речи трех ораторов, произведших наибольшее впечатление на деле­гатов съезда: Гурко, Олсуфьева и В. Н. Львова. Все трое, как из­вестно, являлись активными участниками блока. Зная косность своей аудитории, они пустили в ход такие аргументы, которые убе­дили даже

дворянских «мастодонтов» и «ихтиозавров» от поли­тики.

Что касается «темных сил», то в этом отношении выделялась речь В. Н. Львова, в большей части посвященная состоянию церк­ви, где эти «темные силы» в лице Распутина были особенно актив­ны. Институт церкви «объединенные дворяне» считали одним из важнейших в системе русской «государственности». Поэтому, ког­да Львов рассказал пикантную историю назначения Жевахова, не-

годованию делегатов не было предела. Особенно возмущение выз­вала та часть рассказа, где сообщалось, из каких церковных сумм Жевахов получал свое жалованье (Совет министров, понимая, что «Дума подымет вопль», не решился выплачивать ему деньги из казначейства): 5 тыс. руб. Жевахову выплачивалось из средств духовных семинарий, 2,5 тыс. — из церковного страхового капи­тала и последние 2,5 тыс. из свечной прибыли. Так что, горько сето­вал Львов, «каждый покупающий свечку... кладет свою копеечку для кн. Жевахова (смех, негодующие возгласы)»⁶⁹. «Прогрессив­ный блок» тем и хорош, указывал после этого Львов, что ставит задачу избавиться от «темных сил», которые более опасны, чем да­же Чхеидзе и Керенский ⁷⁰. В устах Львова и в понимании его слу­шателей это звучало предельно смело.

Конечная оценка деятельности Постоянного совета была предо­пределена. Тем не менее она не стала единогласной. Часть уполно­моченных выступила в качестве «горячих сторонников» председа­теля совета. В целом же голосование дало такие результаты: за осуждение письма Струкова подала голос 21 губерния, против — 11. Одна губерния воздержалась⁷¹. Если прибавить голоса четы­рех вышедших губерний и Петроградской (отказавшейся участ­вовать в работе съезда), то число осуждавших составило бы две трети всех дворянских обществ, входивших в организацию.

Этот вотум означал конец карьеры Струкова в качестве предсе­дателя Постоянного совета. Сам Струков это хорошо понимал и от участия в работе съезда уклонился.

Вероятно, какую-то роль в отрицательной реакции «объединен­ных дворян» на письмо Струкова сыграла и личность его автора. В отличие от таких дворянских «столпов», какими были Самарин и Бобринский, Струков был фигурой незначительной. Сам факт его избрания председателем Постоянного совета служил доказа­тельством измельчения и деградации дворянской организации. На съезде критика председателя внешне выглядела тактичной и сдер­жанной («но, гг., и на старуху бывает проруха», — говорил Олсу­фьев), сопровождалась подчеркиванием заслуг «глубокоуважае­мого Анания Петровича» и т. д. (его избрали членом Постоянного совета), но все понимали, что это обычный политес и не более ⁷².

Чтобы покончить с письмом Струкова, следует ответить на воп­рос, сыграло или оно какую-либо роль в повороте политического курса царизма осенью 1915 г., выразившемся в решении царя о смене верховного главнокомандующего, закрытии Думы и серии министерских отставок. Гурко на съезде уверял, что письмо Стру­кова в этом повороте имело решающее значение. Когда деятели «Прогрессивного блока» уже все сделали, «вошли в сношения» с нужными лицами, «с некоторой частью Совета министров» и «бы­ли накануне образования того кабинета, который вывел бы Россию на почву победы... Уже был намечен председатель Совета минист­ров и члены этого кабинета», письмо Струкова все разрушило. «На­кануне этого дня, когда все это было решено, произошло измене­ние. Почему это изменение произошло? Отчего? Влияние Распу-