И мир погас
Шрифт:
Стража, находившаяся в стойке, означавшей, что комната занята, встретила меня поклоном. Спрятав отдышку, я спросила:
— Герцогиня здесь?
— Да, Ваше Величество.
— А… Богиня?
— Тоже здесь.
И почему я так волновалась? У Морин не хватило бы духу навредить моей дочери, она бы не посмела.
— Я зайду.
В миг, когда открылась дверь, воспоминания нахлынули на меня вместе с ярким светом из комнаты: первое прикосновение к коже, первые шаги, корявые буквы моего имени на бумаге, смех, растрепавшиеся сорванные цветы, первый пойманный кролик на охоте, поездка с отцом на лошади, ее глаза, что смотрели
Как моя дочь могла пронзить Богиню мечом?
Дверь за спиной закрылась с оглушительным хлопком. Эмили испуганно посмотрела на меня своими светящимися глазами, продолжая держать меч, вонзившийся в грудь Морин. Лезвие торчало меж лопаток, сияло, хоть в комнате и было темно, а за плечами моей дочери развивался полупрозрачный короткий плащ — она объединилась с Анимом.
Мое тело сползло на пол, а ладони зажали рот. Я не могла оторвать глаз от сцены, словно написанной художником. Морин, мое Божество, застыла мраморной статуей, пораженная клинком, сиявшим в этой темной комнате. Неужели это то оружие, что она просила меня найти?
Утопия в жалости к себе, ища ответы, я упустила, что задавала неверные вопросы. Главным героем истории была не я, а моя дочь, соединившая в себе императорскую кровь, силу сердца павшего бога и наследие Морин. Финал судьбоносного сюжета был написан для ее взора и ее руками, только лишь для нее. Воплощением всех моих несбывшихся мечтаний и потухших в зачатке амбиций, надежда и воля народа, новое начало — принцесса Эмили.
— Мама, — моя дочь вынула меч из каменного тела, приблизилась и опустилась рядом, — все хорошо. Этот меч тот, о котором вы говорили, и он действительно впитывает силы Богини, так что все хорошо. Божественная часть Морин с нами, Анимы с нами, ничего не разрушено, империя будет цела. Меч поддержит Халькопирит.
— Но как?.. Почему?
Она была напугана. Этот страх походил на детскую тревогу о предстоящем наказании от родителя.
— Когда вы показали свой меч, я поняла, что не была одинока. Мне удалось открыть дар слияния с Анимом в 15 лет и вместе с ним призвать этот меч. В первый раз я испугалась, ведь ощутив его в своих руках, я смогла прочесть мотивы находящегося рядом Эдриана. Это не походило на чтение мыслей, мне словно вдруг дозволено было предугадать его следующий шаг, понять его точку зрения.
Я бездумно смотрела на лезвие светящегося меча и потянулась в карман за сигариллой и спичками. Этот бредовый сон рано или поздно подойдет к концу, я уверена.
— Морин боялась меня, убегала, но на вас она смотрела с жаждой, так что сегодня я достала меч при ней. Возможно из-за того, что я перенимала лишь чувства Эдриана, нутро Богини напугало меня, — она посмотрела на меня огромными мокрыми глазами, так что я сжала ее ладонь, — так темно и жутко… Ее разум словно раненый зверь, напуганный и злой. Ни единого просвета, лишь яростное желание… желание захватить твое тело, заполучив сердце падшего бога, только бы получить непревзойденную силу и подавить всех. Мама, она хотела отнять тебя у нас…
Я обняла
— Мама, я правда, правда хотела лучшего!.. Я не могла потерять и тебя. Она бы не успокоилась бы, не успокоилась…
— Тише, родная, все уже закончилось. Ты не сделал ничего плохого, а если бы и сделала, я бы все равно защитила тебя.
Даже если моя дочь плакала, если она совершила то, за что любой житель империи осудил бы ее, я наконец почувствовала облегчение. Больше не было угрозы, оставалось лишь придумать достойную легенду.
Успокоившись и приняв ситуацию, мы вместе разбили мраморное тело Морин мечами. Мне не верилось, что все, что осталось от Богини — кучка камней.
— Интересно, она исчезла?
— Думаю, что она вернулась в загробный мир, в котором и была заточена 500 лет.
— Тогда, нам лучше не спешить туда, вряд ли она будет рада нашей встрече, — Эмили неловко усмехнулась.
— Думаю, к тому времени другие боги просто уничтожат ее. Не смогут же они спустить ей проигрыш.
— Даже немного жаль ее.
Дочь выпустила меч из рук, но он не испарился, а лязгнул об пол.
С того дня меч больше не исчезал, однако, касаться его без обжигающего ощущения могла лишь герцогиня.
После осмысления ситуации, вместе с дорогими мне людьми мы пришли к выводу, что нам остается лишь разыграть сцену на публике, дабы убедить людей. Я вновь получила кристалл для преображения от гримера театра, но в этот раз моя внешность изменилась лишь немного, приняв лик Богини. На большом собрании в герцогстве Таафеит, у храма, «Морин» признала равноценное значения для титулов императора и императрицы, а герцогине Мурманит вручила сияющий меч, нарекая род вечным мечом и щитом монаршей семьи Рутил фон Халькопирит.
— Империя строится на людях, так будьте же терпимее друг к другу. Используя собственную силу на то, что подвластно вам и занимая свободное место, вы становитесь звеньями единой цепи, которую не разорвать. Цените свой талант и не упрекайте других, помогайте и будьте дружелюбны, стремитесь к единству и просвещению. Сколько бы лет не прошло и сколько бы поколений не сменилось, империя Халькопирит всегда будет под защитой моей и императорской семьи.
С того дня, когда Богиня вновь покинула родные земли, началась новая эпоха для страны. Народы, некогда объединённые единой верой, вновь шли к новой цели, сделав первый шаг в сторону равенства.
Благодаря недолгому контакту с Божеством, люди хлынули в храмы с неожиданной жаждой слушать и учиться. Новая наставница Тереза с благодарностью принимала прихожан, выкладываясь на должности, которая никогда не была для нее работой. Юдекс Юнона сама выразила желание помочь в изменении кодекса и заботе о составлении учебной программы по праву для института.
Я наблюдала из окна за залитой столь редким солнцем столицей с верхнего этажа монастыря, куда нанесла визит. По парку гуляли ученики, встретившие меня с радостью этим утром, по коридорам прокатывалось эхо тихих переговоров облаченных в скромные одинаковые одежды детей. Смотря на молодое поколение, мне хотелось отправиться в храм и помолиться за их благоразумие и стойкость, необходимые в такие изменчивые времена, однако, были бы услышаны мои молитвы хоть кем-то?