И пожнут бурю
Шрифт:
Практически каждый служащий гарнизона был рад тому факту, что в Марселе не было даже призрачной возможности продать или купить раба, и поэтому логично предположить, что казнь Омара была предопределена. Но в таком случае на этом бы повествование просто закончилось, а это было бы просто ужасно. Поэтому Господь услышал Жёва и подарил ту надежду, которую он почти потерял.
Всего за три дня до истечения срока, поставленного генерал-губернатором Алжира для поиска новых хозяев для араба, в Оран неожиданно пришло письмо из Марселя. Никто не мог подумать, что именно Марсель окажется тем городом, что подарит право на жизнь Омару бен Али. Когда майору принесли это письмо, в груди у него защемило, и он побледнел, став похожим на норвежского моряка после похмелья. Усевшись в свое кресло, прогнав из кабинета всех офицеров и охранников, оставшись наедине с письмом, Оскар Жёв распечатал молочного цвета конверт специальным ножом и достал бумагу, сложенную на четыре части. На одной стороне был текст, который старик все еще боялся читать, а на другой был герб,
25
Цветка лилии (фр.).
«Многоуважаемый месье Жёв!
Пишу Вам с великим почтением к Вашей персоне, к Вашим заслугам перед империей, к Вашему высокому положению в военной иерархии нашей страны.
Как видите, Вам не получилось обеспечить таинственность Вашей персоны, мои друзья на черном рынке проследили путь письма и известили, что оно было отправлено из города Орана. Я не имею цель как-то Вас оскорбить или унизить, а потому сохраню таинственность Вашей персоны для всех других уважаемых граждан, осведомленных о существовании Вашего письма.
Принимая во внимание тот факт, что Вы, видимо, совсем отчаявшись, решились на весьма опрометчивый поступок и послали письмо с объявлением о продаже некоего живого товара в город Марсель, говорит о том, что Вы хотите уже любыми методами избавиться от этого самого товара. Прочитав ваше письмо от начала до конца, я убедился, что Вы наверняка человек военный, поэтому некоторые неточности Вам простительны. Однако так или иначе письмо Вы отправили. И вот Вам мой ответ. Вам очень повезло, что как раз в самый момент прибытия письма из Орана в Марселе оказался я, благодаря чему у Вас появился шанс избавиться от надоевшего Вам товара. Я готов приобрести товар, однако совершенно не согласен с ценою, установленной Вами за него. При стоимости в пять тысяч франков Ваш товар никто не купит и даже торговаться не захочет. Я же проявляю учтивость и предлагаю Вам продать товар мне за сумму поменьше – пятьсот франков и ни монетой больше. Я прекрасно понимаю Ваше негодование по поводу такого резкого снижения цены, но прошу меня понять, мы живем не в Китае, чтобы вертеть сотнями тысяч франков или фунтов за торговлю опиумом, мы с вами живем в Европе, самой цивилизованной части мира! Гораздо более цивилизованной, чем Китай, Индия и даже Соединенные Штаты!
Если Вас не смутит такая цена, то буду ждать Вас в порту Марселя 15 декабря сего года. Учтите, что уже 16 декабря в городе меня не будет, и Вы вынуждены будете остаться без денег и со своим товаром!
Очень жду встречи с Вами,
Пьер Сеньер»
После прочтения письма Жёв будто оказался в прострации. Он схватил графин и осушил его за две минуты. После этого он перечитал письмо и окончательно убедился, что некий человек по имени Пьер Сеньер готов купить Омара. Однако сумма в пятьсот франков разгневала майора, это в десять раз меньше, чем он сам предлагал! Но делать было нечего, либо так, либо казнь. Уж лучше за пятьсот франков, чем на эшафот. И Оскар Жёв принял решение – везти Омара в Марсель. Он не знал, что из себя представляет человек, который собирается купить араба, но это не имело большого значения. Для старика было главным то, что его пленник избежит казни, а что с ним сделает его новый хозяин – уже не его забота.
Осталось лишь донести эту новость до самого Омара. Он продолжал сидеть в сырой камере, потеряв надежду на спасение от смерти. Майор позвал к себе адъютанта, когда тот явился, то сразу получил приказ – привести пленника.
Когда Лассе удалился за Омаром, Жёв стал думать, что сказать. Ему хотелось преподнести эту новость так, чтобы бен Али действительно обрадовался. Однако майор понимал, что как бы он ни старался, обрадовать пленника не получится. Ведь он не получит свободу, а станет рабом, что сродни смерти, когда некогда свободный человек, не ставящий в авторитет никого, кроме Бога и семьи, становится безвольной собственностью
Омар же сам считал себя благородным человеком, искренним, послушным перед Богом и перед своей нацией. И смерть наверняка была бы для него куда менее жестокой карой, чем рабское существование. Для истинно честного человека стать рабом – это, как говорилось выше, умереть еще при жизни, убить в себе душу. Поскольку от рабства мало кому удавалось освободиться по собственной воле, эти люди рано или поздно мирились со своей судьбой, отчего мысль о том, что Омар мог стать рабом и потерять огонь жизни, плавила сердце старого майора, но смерти его он желал еще меньше. Возможно, просто потому, что не знал того менталитета, который был присущ арабам. И шанса, предложенного, как думал сам старик, не кем-то, а чуть ли не самим Господом Богом, упускать не собирался и прокручивал у себя в голове предстоящий разговор с пока еще своим личным пленником.
Меж тем, Лассе пришел в темницу, где содержали Омара. Как только дверь камеры отворили, лейтенант вошел внутрь, осмотрелся и обратился к арабу, сидевшему на полу, изнемождённому, грязному, со злым взглядом, ярко отображавшим горячее желание пленника растерзать всех тех, кто запер его в сырой камере, кишащей крысами – единственными добрыми существами среди всей клоаки, называемой тюрьмой.
– Гос…тьфу, – чуть было не обратился Лассе к Омару со словом «господин». – Пленник бен Али! Майор Жёв желает тебя видеть! Подъем!
– Желает видеть? – с язвенной ухмылкой воскликнул Омар, даже не подавая виду, что собирается встать. – Зачем же? Чтобы посмотреть в глаза перед тем, как меня повесят? Или напомнить мне, какой я ничтожный бес? Что я должен сделать? Встать и пойти за тобой, Рене? Ну уж нет, уж лучше я буду дальше гнить здесь, чем хоть на минуту перешагну порог его кабинета, провонявшего нарциссами! А лучше расстреляйте меня прямо здесь – и я буду наконец свободен!
Этот акт неповиновения возмутил Лассе, и он дал приказ схватить пленника и силой доставить к майору. Поначалу Омар пытался сопротивляться, но истощенный организм мало что мог противопоставить трем сытым солдатам, и ему ничего не осталось, кроме как подчиниться и безвольно следовать к майору. Идя по коридорам гарнизонной тюрьмы, араб услышал в свой адрес огромную кучу оскорблений, насмешек, радостных выкриков, что жизни его пришел конец. С одной стороны, это было правдой, однако, сам Омара еще не ведал об этом, он лишь предполагал, что его ведут к Жёву для того, чтобы тот самолично и глядя в глаза приговорил его к смерти, о другом исходе их встречи пленник даже помыслить не мог.
Выйдя с конвоем на свежий воздух, так как тюрьма была по большей части подземной, а комендатура располагалась в другом здании, бен Али подумал, что ослепнет от солнечного света; настолько ярким онм был в тот день. К тому же, он почти месяц не выходил на улицу, вернее, его не выпускали почти месяц. И ему было радостно от вида голубого неба, от легких дуновений ветерка, от понимания скорого избавления от плена путем мученической, на его взгляд, смерти.
Перед тем, как добраться до кабинета майора, предстояло еще пройти через всю комендатуру. Благо, проходя по застеленным коврами коридорам, Омар не встретил никого из офицеров, чему был очень рад. А дойдя до дверей кабинета майора, он медлил. Лассе вошел первым, чтобы предупредить Жёва о прибытии его пленника, поэтому арабу пришлось еще несколько минут постоять перед дверьми, и он также решил обдумать предстоящий разговор. На самом деле, он совершенно не имел представления о том, что хочет сказать ему старый майор. Ему лишь хотелось верить, что его приговорили к смерти, а не к вечному заточению в камере, которая уже успела показаться могилой.
Наконец, получив позволение войти, Омар оказался в кабинете майора. Он не раз бывал в этом кабинете, помнил каждый предмет мебели, каждый цветок нарцисса, росший в большом расписном горшке. Он даже помнил, сколько в кабинете имелось скрытых дверей, замаскированных под зеркала или стены, обитые панелями из орешника, завезенного из метрополии. Черного цвета люстры, свисавшие с потолка, как всегда имели лишь половину возможного количества свечей. Сам Жёв сидел в своем кресле за столом, расположенном в правом углу, рядом с выходом на балкон, а Лассе поспешил удалиться, так как все еще пребывал в опале за излишнюю откровенность. Сам пленник встал посреди кабинета и смотрел на балкон, зашторенный, чтобы яркий свет не вызывал у коменданта мигрень, как бы чувствуя, что рядом море, свободное, никому не подчиняющееся, всесильное, непобедимое. Море нельзя обуздать, нельзя заковать в кандалы, нельзя расстрелять, нельзя запугать. Оно сильнее всех людей вместе взятых, его гнева боятся моряки и торговцы, его силу используют пираты. Своей абсолютной свободой море так завлекало Омара. Ему хотелось сбежать и стать вольным моряком, самостоятельно определяющим свою судьбу. Но это была мечта, на деле же он сейчас стоял в кабинете коменданта крепости Орана, портового города подчиненного Французской империи некогда свободного султаната Алжир. И бен Али считал себя жалким в этот момент, испытывал к самому себе истинное презрение. А майор Жёв таки решил обратиться к нему.