И пожнут бурю
Шрифт:
Самые большие же надежды майор возлагал на «Сен-Жоржа». Этот 50-пушечный пароходофрегат являлся главным козырем в руках Жёва, которым он мог попросту спугнуть и пиратов, и британцев. Представлял он из себя крупное трехмачтовое судно на паровой тяге и с гребным винтом (до появления паротурбинных судов и крейсеров такого рода сочетание корабельного оснащения наблюдалось и применялось повсеместно), с большим трюмом, позволявшим вместить гигантский груз. Будучи, де-факто, главным стражем морских границ Орана, «Сен-Жорж» имел важнейшее значение для Алжира, а также лично для Жёва. Причины этому мы уже объяснили выше.
Но после пресловутого нападения пиратов на фрегат, когда тот в одиночку пошел в дозор, его пришлось поставить на ремонт, поскольку было пробито днище, задеты батарейная палуба и грот-мачта. Благо, в тот день пираты не стали добивать бедного «Сен-Жоржа» и поспешили уплыть, почувствовав
Временным командующим гарнизонным полком Жёв назначил заранее отобранного человека. И им стал не Лассе, как вы могли вначале подумать. Нет. Он уже потерял доверие своего начальника, и никак не мог рассчитывать на милость быть оставленным временным комендантом. К тому же, как бы тому ни хотелось, но в звании лейтенанта даже временно должность заместителя командира полка никто никогда не занимал. Вместо себя на время своего отсутствия Оскар Жёв назначил майора Альбера Мирабаля, начальника канцелярии комендатуры. То есть, был это человек сугубо кабинетной работы, всю свою жизнь прослуживший в качестве военного юриста, однако именно Мирабаль виделся большинством офицеров Орана как будущий преемник Жёва на посту коменданта и командующего. Тем более, что всего через год он должен был получить полковника, что в некотором роде сделало бы его статуснее своего начальника. А Жёв и шестьдесят оставался майором, и вероятно на пенсию уйдет майором. Он довольствовался рыцарством в Почетном Легионе и не претендовал на более высокий ранг. Как бы то ни было, указ о назначении майора Мирабаля на пост временного командующего и коменданта был подписан Жёвом за день до отплытия.
А пока он был пока еще командующим, то решил провести последний перед отплытием смотр гарнизонных войск. Случилось это ровно в девять утра 11 декабря. Погода была крайне переменчива в этот день, тучами затянуло все небо, закрывая Оран от благодатных солнечных лучей, которые, однако, самому Жёву изрядно надоели, и он был рад этому свершившемуся явлению. Надевая парадный мундир, майор вспомнил о своем временном преемнике и попросил позвать Мирабаля. Тот в это время безвылазно сидел у себя в кабинете уже второй день и был сбит с толку внезапным визитом посыльного, который передал приказ коменданта. Немного опешив, Мирабаль стремглав отправился в кабинет к начальнику. Путь его занял около семи минут, это посчитал он сам, во всем любивший порядок, строгое соответствие графику и не допускавший никаких отхождений от заведенных правил и установлений. Потратив на стук ровно секунду, майор вошел в кабинет к другому майору. К слову, Оскар Жёв уже успел застегнуть мундир и надевал перевязь, чтобы закрепить на ней свою шпагу, подаренную самим императором. Войдя в кабинет, Мирабаль в первую очередь обратил внимание на большой комод, на котором лежали подушечки с наградами, полученными старым майором за боевые и гражданские заслуги.
– Приветствую, Ваше превосходительство, – обратился Мирабаль к старику, смотревшему в это время на себя в зеркало, – прибыл по Вашему поручению и ожидаю Вашего приказа. Однако же не имею представления, по какой конкретной причине был Вами вызван.
– Не переживай, Альбер, – с небольшим раздражением в голосе произнес Жёв из-за того, что никак не мог правильно закрепить перевязь, – я не для ругани тебя позвал. Напротив, необходимо обсудить несколько насущных вопросов перед смотром. Присядь в кресло, а то стоишь, как холоп перед бароном!
Мирабаль повиновался и сел в большое черное кресло, стоявшее прямо напротив расположившегося у зеркала Жёва. Последний покрутился перед зеркалом еще с минуту, после чего обернулся к собеседнику.
– Ты подготовил бумаги для министерства? Чем я
– Простите, Ваше превосходительство, – недоумевая сказал Мирабаль, вытирая платком со лба капли поступившего пота, – но Вы к министру поедете? Разве вы не в Марсель собирались?
– Я и еду в Марсель, кретин, – с еще большим раздражением ответил старик, наконец-то закрепив перевязь и подходя к футляру с шпагой. – Только я не знал, что в Марселе сейчас с инспекцией министр по делам колоний, мы же сейчас и ему тоже подчиняемся, помимо военного министра. Я вообще не разберу, зачем надо было комендатуры в подчинение министерства по делам колоний ставить! Это же создает дополнительные проблемы и для нас, и для этого пресловутого министерства, и для военного министерства, которому мы бог весть сколько лет подчинялись! Согласись, же, Альбер, это и для тебя очень тяжело, составлять кучу отчетов сразу на два министерства!
– Вы правы, Ваше превосходительство, нынче происходит множество не совсем понятных нашему сознанию вещей, – Мирабаль запнулся, когда обнаружил на себе грозный взгляд Жёва. – Однако, кхм…я думаю, что не только для этого Вы меня вызвали, я прав? Что-то еще произошло?
– Прав, ты прав! – бросил Жёв своему собеседнику, засунув шпагу в ножны. – Есть еще кое-что. Помимо встречи с министром, будь он трижды проклят, я еду в Марсель для продажи своего пленника. Пришло время попрощаться с Омаром.
– То есть, Вы продаете своего пленника-араба в рабство?
– Верно, – тихо согласился старик и громко вздохнул. – Сделка произойдет в тот же день, поэтому я не хочу, чтобы среди министерских подхалимов кто-нибудь об этом узнал, иначе меня сразу на пенсию спровадят. От тебя же хочу следующего: напечатаешь отписку мне, что, мол, отправлен на рынок за товарами для нужд канцелярии, понял?
– Без сомнений, Ваше превосходительство, все будет сделано. Отписку получите завтра же. Разрешите вопрос?
– Быстро только!
Мирабаль облизал свои тонкие губы и протер все свое толстое лицо, будто мокрую кастрюлю.
– Каково это, знать, что обрекаешь человека на пожизненные страдания?
Услышав вопрос, Жёв машинально схватился за сердце. Почти минуту он стоял молча, опершись о комод, вспоминая свой недавний разговор с Омаром и пытаясь подобрать слова.
– Я как-нибудь позже отвечу на этот твой вопрос, – выдавил он и постарался выпрямиться, после подошел к своему столу, взял графин с коньяком, наполнил бокал, покрутил в руке и залпом его осушил. – А пока ступай, готовься принимать обязанности временного командующего. Это случится на смотре через…так…сорок пять минут! Иди, поспеши, Альбер! И про отписку не забудь! Завтра утром чтобы была у меня на столе!
– Так точно, Ваше превосходительство, будет исполнено! Ждем Вас на плацу!
Как только Мирабаль покинул кабинет, Жёв с облегчением сел в свое кресло, посмотрел на небо сквозь стеклянные двери балкона, благо, погода благоволила и радовала его, и достал коробку с сигарами, взял одну и закурил, решив расслабиться перед смотром гарнизонного полка.
Глава IX
Жёв не обманул, смотр начался ровно через сорок пять минут. Тучи все сильнее затягивали небеса, что все сильнее нравилось майору. Когда он пришел на плац, то войска уже давно были выстроены. Плац представлял из себя небольших размеров площадь, расчерченную по воинскому уставу, специально для проведения учений, парадов, смотров, практически пустую, всего с одним флагштоком, на котором развевался французский стяг. Вокруг плаца стояли казарма и, собственно, комендатура, примерно в метрах ста от той точки, в которой находился флагшток. Солдат было немного, всего один полк, да и тот не полностью укомплектованный. К тому времени по призыву в Алжир мало кого отправляли служить, в основном направляя новобранцев в Италию, Америку или на восточные границы, где империя старалась укрепить свое влияние. Но, все же, те немногие, что служили в африканских колониях в целом, и в Оране в частности, не собирались жаловаться на вечное лето, испепеляющее солнце, очень редкие дожди и постоянные набеги партизан. Эти солдаты знали, что исполняют свой долг, что от них зависит очень многое, что на них надеется их правительство и непосредственное начальство в лице майора Оскара Жёва. Сам Жёв искренне доверял своим солдатам и часто прощал мелкие проступки, например, игры в карты по вечерам или чуть более поздний отбой. Однако, когда доходило до смотров и парадов, то никаких поблажек не было. Все понимали, что «Отец», как называли майора в среде солдат, может не простить. И смотры в Оране всегда были одними из самых лучших во всей империи. Жёв этим страшно гордился и надеялся, что последний в 1869 году смотр пройдет так же блистательно, как и во многие разы до этого.