И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

Багдерина Светлана Анатольевна

 Всё удается. Всё предсказуемо, скучно и однообразно, но всё удается, и это не отбросишь просто так. Восемь дней подряд, с той самой минуты, как он заклинанием вышиб двери дворцовой трапезной, удача днюет и ночует с ним. И даже теперь, не успел он мысленно пожаловаться на заедающую рутину, как заявляется это мычащее толстомордое ничтожество, ставшее после своих идиотских злоключений посмешищем всей Черной Сотни — и преподносит ему такой подарок, такое развлечение…

 Вот уж не ожидал от него.

 Колдун покривил уголки

губ в усмешке и довольно прищурился.

 Ну, наконец–то что–то интересное.

 Хотя пьяницу–служку, спятившего домового и неизвестного происхождения бабу, которую тупой Букаха почему–то принял за царицу Елену, ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать противниками, достойными его, но это все же лучше, чем ничего.

 И уж, во всяком случае, неплохой предлог, чтобы оторваться от необходимой, но нудной и кропотливой работы над зельем, которое позволит одному его солдату управлять уже не двадцатью, а пятидесятью местными болванчиками.

 Финальное противостояние армии царя Костея должно быть поистине кровавым, чтобы коснулось каждой семьи, чтобы содрогнулись самые кровожадные боги, каких только исторгало человеческое сознание, а туземцы запомнили его как кошмар, равному которому не было и не будет в веках, и приветствовали Костея как отца–освободителя.

 Мясорубка!

 Кровавая баня!

 Конец света!

 Если через сто лет их потомки будут рассказывать об этой резне без дрожи и в полный голос — я потерял эти несколько недель зря.

 И это еще не упоминая расправы над старым царем со царицею и их этой… как ее? Золовки? Снохи? Свояченицы? Какая разница…

 Погребение заживо их бояр уже вызвало в городе хороший резонанс. Хоть и прошло без стечения публики и как–то скомкано и не по плану. Но, может, с одной стороны, оно и лучше. Чего не знаешь — страшишься больше. А с каждым днем будут еще добавляться поражающие воображение подробности, клянущиеся в честности очевидцы…

 Через пару недель они сделают всю работу за меня.

 Нет… Если эти бедняги лукоморцы смогут рассказывать об этом детям до шестнадцати, мне определенно пора в отставку, заговаривать прыщи на ярмарках в балаганах…

 Но что–то мне подсказывает, что балаганам придется подождать.

 Чернослов удовлетворенно улыбнулся приятным мыслям, отогнал их (правда, не далеко, чтоб могли вернуться в любой момент) и брезгливо скосил глаза на Букаху — живое воплощение абстрактного понятия «верноподданичество» — коленопреклоненного, скрюченного, умильно пожирающего его глазами, как дворняга — окорок за стеклом витрины лавки.

 - Так когда, ты говоришь, они должны попытаться освободить обреченных монархов данного непочтенного государства? — уточнил он у предателя, все еще не глядя на него в упор.

 - Сегодня, ваше величество, насколько я понял, сегодня ночью, — угодливо прогнулся он еще сильнее, и рот его растянулся в масляной улыбочке. — После двух.

 - Очень хорошо, —

кивнул колдун. — Я этим займусь.

 Щелчком пальцев он загасил огонь под котелком с составом и повернулся к полке, чтобы расставить пробирки.

 Порядок на рабочем месте — прежде всего.

 Как там говорят аборигены? «Кончил дело — гуляй смело»?

 Умная мысль проникает иногда и в такие головы, как у них…

 - А я?.. А мне?.. А меня?.. — если бы у Букахи был хвост, он бы им сейчас вилял.

 Чернослов с искренним недоумением обернулся и смерил его взглядом.

 Чего он ждет?

 Милости?

 Он что, дурак?

 - Ты? — переспросил он, усмехнулся и продолжил свое дело. — А что — ты? Ты ступай обратно к Ништяку. Он любит хорошо начищенные сапоги.

 - Но… — у бывшего доблестного военачальника бывшей доблестной армии Лукоморья были глаза побитой собаки. — Я ведь ночи не спал… сапоги износил, по дворцу бегаючи, врагов вашего величества выискиваючи… А этот мерзавец меня чуть насмерть не сбил, когда мимо пробегал — я уж думал, у меня инфаркт сердца случится, ваше величество… Мне ж показалось, что это он меня выследил и наскочить хотел, чтобы жизни слугу вашего верного лишить… вас без защиты и информации оставить… А если бы они меня обнаружили, когда я под дверями подслушивал, мне ж живым не быть, как пить дать… казнили бы, мерзавцы, ужасной смертию…не дрогнувшей рукой… Звери они, звери!.. вот я какие страсти перетерпел… Только чтобы вашему величеству всё как есть про всех донести…ничего не утаить… Так разве усердие мое не заслужило…

 Колдун поставил пробирку, которую только что взял в руки, обратно на стол, снова медленно повернулся к Букахе и холодно уперся взглядом ему в переносицу.

 - Нет. А что?

 - Н–нич–чег–го… — ходатайство экс–воеводы о лучшей доле застряло у него в горле, а в голове появилась и осталась на ПМЖ мысль, что, если разобраться, то и сейчас ему живется совсем неплохо. — Спасибо… Вам показалось… Извините… Я пойду… Если вы не думаете, что моя помощь вам может пона…

 - Твоя помощь? — расхохотался от всей своей черной зловонной формации, известной у него под названием души, колдун. — ТВОЯ ПОМОЩЬ?! МНЕ?! ЧЕРНОСЛОВУ УЖАСНОМУ?! Ты должен быть благодарен, что я вернул тебе речь, ничтожество! Ненавижу предателей. Пошел вон, и скажи лейтенанту, чтобы он тебя хорошенько выпорол. За болтовню.

 - Да… Конечно… Конечно… — пластмассово улыбаясь и кланяясь, попятился задом и не попал с первой попытки в дверь Букаха.

 - Правильно я говорю?

 - Правильно, ваше величество, истинный свет, правильно!.. Даже гораздо правильнее, чем есть на самом деле!..

 - Что–о?!.. — вытаращил глаза Чернослов и расхохотался. — Ну, дурак…Подхалим и дурак. И как тебя ваш бывший царь такого терпел…

 М–да–а–а–а…

 Нелегко быть предателем.

 Никто тебя не ценит и не любит…

 Почему–то.