И ты познаешь любовь
Шрифт:
– Прекрасно. Дорофея Николаевна, и вы, Лобов, помогите мне. Надо парня отнести в операционную.
– Маша, – санитарка скривила лицо в брезгливой гримасе.
– В чем дело, Дорофея Николаевна? Вы что, оглохли?
Дорофея Николаевна нехотя подошла к телеге. С большим трудом они перенесли Михася в операционную, кое-как освободили от одежды, и Кирилл Сергеевич принялся его осматривать. Картина была жуткая. Поперек всего затылка тянулась огромная рваная рана, на спине и животе раны были чуть поменьше, но достаточно глубокие, кровь текла не только из ран, но из носа и ушей.
– Да-а-а…
– А если Виктора Макаровича нет дома? Что тогда?
– Тогда семье Ямпольских придется заказывать два гроба, – ничуть не смутившись, констатировал Потоцкий.
– Кирилл Сергеевич, неужели вы даже не попытаетесь спасти парня?
– Кто, я-а-а? Нет, голубушка. Во-первых, я – не врач, а во-вторых, если хотите знать мое мнение, то парень в лучшем случае во время операции умрет, а в худшем – останется инвалидом с перспективой быть прикованным к постели до конца своей жизни. А по мне, лучше смерть, чем парализованный полутруп.
– Вы это серьезно? Невероятно! Неужели вы забыли о святой обязанности медицинского работника, который должен до последнего вздоха больного бороться за его жизнь? А-а-а, что вам объяснять, – Маша махнула рукой, опустила голову и напряженно задумалась. – Нельзя терять ни минуты, – решительно произнесла она. – Дорофея Сергеевна, Дорофея Сергеевна…
Санитарка моментально появилась на пороге операционной, словно стояла за дверью и ждала, что ее непременно позовут.
– Дорофея Сергеевна, пошлите кого-нибудь за Виктором Макаровичем. Если его нет дома, то, возможно, он на кладбище. Он вчера что-то говорил об этом.
– Хорошо. Я сейчас пошлю сына. Он малый сообразительный и обязательно разыщет Виктора Макаровича.
– А где Шура?
– Она все еще возится с Олегом.
– С Олегом? Кто это?
– Да это тот парень, который привез… – Дорофея Сергеевна невольно запнулась.
– Ах, да. Как он?
– Олег-то? Шура сделала ему укол и сейчас парню значительно лучше. А сначала он сильно буйствовал, кричал и размахивал руками. Мы даже подумали: «Рехнулся парень». Да и то сказать, пережить такое способен не каждый мужик даже с крепкими нервами, а тут пацан. Ему ведь зимой исполнилось только четырнадцать лет.
– Да, да… – задумчиво вторила санитарке Маша. Казалось, она совсем не слушала ее, а напряженно думала о своем. – Вот что, Дорофея Сергеевна, позовите Шурочку, и будем готовить парня к операции.
– Но ведь… – санитарка попыталась возразить, но Маша перебила ее.
– Положение критическое, промедление смерти подобно. Поэтому операцию начну я. Вам все понятно?
Санитарка в знак согласия кивнула головой и поспешно покинула операционную.
– Маша, вы сумасшедшая. Брать на себя такую ответственность, – накинулся на девушку Потоцкий, как только санитарка скрылась за дверью. – Вы отдаете себе отчет в том, что хотите сейчас сделать? А если парень умрет под вашим ножом? Вас засудят. Сейчас не военное время,
– Вы все сказали? – Маша смерила фельдшера презрительным взглядом. – У вас есть две минуты, чтобы решить, будете ли вы помогать мне при операции или нет.
– Нет, голубушка, я отказываюсь принимать участие в подобном мероприятии. Вы самоубийца, поскольку подписываете смертный приговор не только бедному парню, но и себе.
– Уходите и закройте дверь за собой с той стороны, – сверкнув глазами, выкрикнула Маша и, демонстративно повернувшись к нему спиной, принялась готовить инструменты к операции.
Впоследствии, вспоминая этот случай, Маша не могла не подивиться тому, откуда у нее взялось столько смелости и отваги, чтобы решиться оперировать парня, который, можно сказать, стоял одной ногой в могиле. По жизни она никогда не причисляла себя к сильным личностям, способным пойти на риск и победить. Совсем наоборот, она была тихим и неприметным человеком, правда, трудолюбивым и глубоко ответственным за порученное дело. «Тихие воды глубоки» – гласит народная мудрость. Порой трудно и невозможно до конца определить и понять сущность человека, а тем более предсказать поступки, которые он может совершить, находясь в экстремальных условиях. Когда Маша приняла решение оперировать Михася, она совсем не думала о себе, не думала, что не справится, а тем более что парень умрет во время операции. Ею овладела одна единственная мысль: она должна вернуть Михася к жизни. И если для этого у нее есть один единственный шанс из тысячи, она воспользуется им.
– Тампон, – отрывисто сказала Маша.
– Есть тампон.
– Еще тампон, – Маша подняла голову и от неожиданности на миг замерла. – Виктор Макарович…
– Все хорошо, Маша, все хорошо, – произнес главврач, держа в руке пинцет с тампоном.
– Вы давно здесь?
– Уже минут десять, – Виктор Макарович посмотрел на Машу добрыми серыми глазами.
Его сильные руки хирурга уже делали свое дело. Маша отступила в сторону и заняла свое привычное место медсестры.
– Машенька, ты умница. Я наблюдал за тобой. Ты все делала правильно. А теперь, если не возражаешь, я продолжу операцию.
– Не возражаю, – с радостью ответила Маша.
Она вдруг почувствовала огромное облегчение при виде хирурга и невольно глубоко вздохнула:
– Не возражаю.
Через два часа после начала операции страшная весть о том, что Ефим Ямпольский и его сын Михась подорвались во время работы на немецкой мине, всколыхнула всех жителей поселка Мураши, и они, прервав работу и забыв о домашних делах и заботах, устремились к больнице. Люди столпились перед зданием и, негромко переговариваясь, ждали исхода операции. Мальчишки, кто был посмелее, забрались на деревья, которые росли перед больницей, и заглядывали в окна операционной палаты. Они зорко следили за всем происходящим там, а затем по цепочке сообщали об этом людям.