И ты познаешь любовь
Шрифт:
– Все, операция закончилась, – громко выкрикнул Антон Ветров, разбитной двенадцатилетний парень.
– Операция закончилась, операция закончилась, – сообщение взволновало людей, и они все разом зашумели.
– Виктор Макарович снял перчатки и обнимает медсестру Машу. Она плачет, – снова прокричал в толпу Антон и еще крепче прижался к дереву.
– Медсестра плачет, медсестра плачет… – передавали люди друг другу сказанные Антоном слова.
И от этих слов у всех собравшихся по телу пробежал неприятный холодок.
«Неужели Михась умер?» – невольно при этом подумал каждый из них.
– Главврач и медсестра покинули комнату, идут по коридору… –
Входная дверь больницы открылась, и на пороге появились Виктор Макарович, Маша, Шурочка и Дорофея Сергеевна.
Главврач выступил вперед и пристальным взглядом окинул собравшихся перед больницей людей, те моментально прекратили все разговоры.
Виктор Макарович негромко откашлялся и с трудом начал говорить:
– Операция прошла без осложнений. Михась жив.
– Жив, жив… – люди в радостном возбуждении встрепенулись и стали обниматься, целовать друг друга и пожимать руки.
– Ура! – закричал Антон Ветров, да так эмоционально и громко, что чуть не свалился с дерева.
Виктор Макарович поднял правую руку вверх, призывая всех к тишине и спокойствию.
– Михась сейчас находится в коме. Сколько это продлится, я не знаю, – продолжил он. – Не хочу вас обнадеживать, но смерть может наступить в любой момент. Однако обещаю: я сделаю ВСЕ, – Виктор Макарович сделал ударение на последнем слове, – все, чтобы спасти парня. Я буду бороться до последнего. А сейчас прошу вас спокойно расходиться по домам.
– Ой-й-й, – громко вскрикнула одна из женщин и сделала несколько шагов, но вдруг почувствовала, что не может идти.
Она напрягла всю свою волю, пытаясь удержать уходящее сознание и не упасть без чувств на землю. Но все разом закружилось и поплыло, и она как подкошенная рухнула на землю. Виктор Макарович поспешил женщине на помощь.
– Кто это? – чуть слышно, взволнованным голосом спросила Маша стоявшую рядом с ней Шурочку.
– Это мать Михася, Анна Андреевна, – так же, чуть слышно ответила медсестра. – Бедная женщина… Сейчас ей потребуется необычайная сила и мужество, чтобы вынести все это.
Женщину подняли и осторожно посадили на скамейку. Прошел какой-то отрезок времени, прежде чем она пришла в себя, открыла глаза и затуманенным взором посмотрела на главного врача, который сидел рядом с ней и нежно, словно маленького ребенка, гладил по руке и тихим ласковым голосом что-то говорил. Его речь была какая-то убаюкивающая и одновременно успокаивающая. Анна Андреевна хотела что-то сказать, но не могла, во рту была неприятная сухость. На глаза навернулись слезы, и женщина отвернулась в сторону, чтобы скрыть их.
Чуть наклонив голову, она совсем тихо пробормотала:
– Виктор Макарович, мой сын… Михась… он умрет?
Главврач больше всего боялся услышать именно этот вопрос, поскольку ответить на него честно и откровенно было выше его человеческих сил.
– Анна Андреевна… я не знаю, – решил покривить душой главный врач, посчитав, что тем самым будет в ладах со своей совестью и одновременно гуманным по отношению к бедной женщине.
Женщина сосредоточенно молчала. Постепенно лицо ее становилось спокойнее и приобретало выражение твердости. Главврач молча следил за ней. Вдруг Анна Андреевна взглянула ему прямо в глаза. И взгляд этот все перевернул в нем и заставил болезненно сжаться сердце.
– Значит… он умрет, – произнесла Анна Андреевна.
Главврач содрогнулся.
– Виктор Макарович… я прошу вас, умоляю… разрешите мне быть с моим сыном
Двенадцать долгих и мучительных дней весь медперсонал больницы боролся за жизнь Михася Ямпольского. На пятый день наступил кризис. Главврач всю ночь не отходил от постели больного, и смерть отступила. На восьмой день – еще один кризис, и опять смерть отступила. На одиннадцатый отказали легкие, а на двенадцатый, в 22:45, Михась на короткий миг пришел в себя, открыл глаза и пошевелил пальцами, а затем… его сознание отключилось навечно.
VI
В среду утром дождь прекратился. Выглянуло солнце, и его золотистые лучи ложились густыми пятнами на умытую ночным дождем траву и кусты. Наступил новый день, который принес новые заботы, а вместе с тем новые мысли и переживания. Маша проснулась позднее обычного. Она встала, накинула на себя легкий ситцевый халатик и пошла на кухню. Мария Петровна давно ушла на работу. На столе она оставила Маше большую глиняную кружку с молоком, ломоть серого хлеба и яйцо, сваренное вкрутую. Девушка с большим аппетитом позавтракала, потом сполоснула кружку и лишь после этого вышла в сад. Осторожно ступая, чтобы не замочить ноги о еще мокрую после дождя траву, Маша прошла к скамейке и присела на самый краешек. Где-то вдали пел соловей, заливаясь и захлебываясь. Пение соловья время от времени нарушали удары топора, доносившиеся из дома напротив. Деревня постепенно возрождалась из пепелища, оставленного немецкими захватчиками. Вернувшиеся с войны мужики истосковались по родной земле, плотницкому делу и, вообще, по тихой, мирной семейной жизни. Правда, немногие семьи дождались своих кормильцев. К их числу относилась и Мария Петровна Светлова, у которой война отняла не только мужа, но и детей. И все, что у нее осталось – это вера и надежда, и она каждый вечер перед сном неистово молилась перед маленькой иконкой о скорейшем возвращении самых близких ей людей. При этом она тихо плакала, и Маша, глядя на хозяйку дома, нервно покусывала губы, стараясь сдержать слезы. В силу своего характера девушка всегда быстро и свободно сходилась с людьми. Но с Марией Петровной все обстояло иначе. Хозяйка дома с самого начала повела себя с Машей отчужденно: подчеркнуто вежливый тон, никаких расспросов и бесед по душам. Часто по вечерам, сидя за чашкой чая в полной тишине, Маша незаметно бросала взгляды на Марию Петровну и невольно думала: «А ведь она могла бы быть моей матерью, доброй и любящей».
Маша не сомневалась, что Мария Петровна, несмотря на свой суровый вид, который она пыталась придать себе, на самом деле не была такой холодной и неприступной. И вскоре Маша получила тому подтверждение.
Трагический случай в поселке Мураши, повлекший за собой смерть семнадцатилетнего парня и его отца, явился именно тем толчком, который сблизил женщин. В тот день, когда Михась Ямпольский умер, Маша пришла домой с работы поздно.
Она переступила порог дома и, глядя на Марию Петровну, с болью в голосе сказала:
– Мария Петровна, он умер… Михась Ямпольский, красивый черноволосый парень, любимец мурашовских девушек, сегодня умер.
Шатаясь из стороны в сторону, Маша прошла в свою комнату и со стоном повалилась на кровать.
Крупные слезы бежали по бледному, как полотно, лицу девушки, время от времени она выкрикивала полусвязные фразы:
– Мы так хотели его спасти… Двенадцать дней он умирал на наших глазах, и двенадцать дней мы боролись за его жизнь… Но, Боже, почему ты так жесток, почему ты дал ему умереть?