И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Я вёльва! — начала говорить она громко, а все же голос ее дрожал. Как и колени. — Мне нужен Хати!
— Зачем же он тебе? Что сказали тебе боги?
— Боги простили нас?!
— Я должна сделать Глейпнир!
Мирослава сжала челюсти от страха и волнения. То ли она слово вспомнила? Так ли именно викинги называли ту самую волшебную цепь, способную удержать Фенрира, Хати и Сколль?
— Наш конунг в крепости, мы не можем отдать волка.
— Рагнарек близок. Я пришла, чтобы сказать. Скоро конец. Вы все умирать. Мне нужен hundr, чтобы спасать вас.
Глеб и Олег,
— Интересно, что она им говорит? Тем более не зная языка.
— Не нравится мне все это, — Олег почти встал, но Глеб остановил его.
— Смотри!
— Глазам своим не верю. Они отдают ей пса?
— Так просто…
— Эти варяги совершенно глупы, когда рядом нет конунга.
— Или вёльва… слишком умна.
Когда викинги подвели Бруни на цепи к Марне, он начал скулить, рваться с цепи, и двум викингам приходилось держать ее. Наконец, он даже обмочился. Марна стояла, пытаясь не делать лишних движений, не показывать всю свою любовь и жалость к псу. Она стояла, сжимая и разжимая губы, а в глазах все-таки появились слезы.
Наконец, она протянула руку, чтобы взять цепь.
— Делай это здесь!
— Нет, — резко ответила Марна. — Я должна идти в лес. Одна. Боги не говорить со мной, если здесь. Я оставлять пса в лесу на Глейпнир. А затем…
И Мирослава, глядя в глаза глуповатых викингов, думала, что же еще такое сказать, чтобы полностью их купить.
— Боги хотят кровь. Жертва. Я вернусь, и я дам вам женщина. Вы должны убивать ради богов. Хороших богов. И тогда они вас простят. Но… прежде чем жертва идти к богам, ей нужен мужчина.
И тогда, казалось, все уши викингов развернулись в сторону Мирославы. Даже брови их поднялись.
— Вы решать. Один мужчина. Он должен лечь с жертвой и открыть эти врата. Кто?
И так дело было сделано. Цепь, державшая Бруни, оказалась в руках Марны. Она ушла в лес и, конечно, пройдя через него кругом, вернулась в Новгород с другой стороны. Олег и Глеб следовали за ней по крепости, чтобы путь ее оказался свободным. Они видели, как Марна, возвращаясь в город, бежала и плакала от страха. Она бежала так быстро, что даже не позволила себе остановиться и, наконец, приласкать своего друга. А викинги… а викинги так целый час и спорили, кто же возляжет с рабыней. У них не было женщин много месяцев. А у кого-то и годы. Викинги даже подрались, но счастливчика так и не выбрали. Решили, что сделает это сама вёльва, когда вернется. Или боги пошлют знак.
Знак случился часом позже. Дочь местного кузнеца шла вдоль берега, возвращаясь в город. Она несла охапку подснежников, что набрала по пути для своего младшего брата, Николки. Двое варягов преградили ей путь, спрашивая чья она и куда держит путь. А дева только молчала и смотрела на мужчин не моргая.
— Глаза у нее какие-то бешеные, — шепнул один варяг другому. — Пугает она меня.
— Она и не должна тебя не пугать. Эту деву вёльва прислала. Или сами боги потешаются над нами, вот и выбрали такую уродицу…
Варяги долго спорили меж собой, и дева вдруг что-то промычала, улыбнулась криво и протянула им свой букет подснежников.
— Деваться некуда, — пожал плечами первый,
Воины, оставшиеся в лагере, повысовывались из своих палаток, когда учуяли запах женщины, услышали ее тонкий игривый голосок.
— Вёльва послала нам избранную.
Они уложили ее на подстилку из сухой травы посреди лагеря, и варяги окружили ее.
— Странная она, — почесал голову один из самых старых викингов, который застал деяния еще самого Рагнара Лодброка.
— Ладно, мне на ней не жениться, я сделаю, — махнул рукой самый младший и стянул штаны.
Он вышел в центр круга, сел возле ног девы, раздвинул их, а она только и смеялась, и корчила рожи.
— Злые боги пытаются сбить нас с толку, вот что, — предположил кто-то.
И тот, что выбрался быть исполнителем, поморщился, с неприязнью перевернул деву на живот, чтобы не видеть ее лица. И все же, когда сделал он свое дело, не устояли и многие остальные. Каждый хотел оставить свое семя там, в деве, которая уйдет затем в мир богов, а значит, заберет с собой и детей.
Двадцать первый викинг был последним. Дева уже почти не дышала, истекала кровью, и нельзя было, чтобы умерла она вот так. Когда двадцать второй подошел к ней, сгорая от нетерпения, его оттолкнули, и началась новая драка. Затем главный из них (ставший главным, пока на месте не было ни ярла, ни конунга) поднял рабыню за шею и убил ее по голове тупым ударом обратной стороной топора. Другой варяг поднес чашу, чтобы собрать кровь. И когда драка на другой стороне от жертвы прекратилась, викинги выстроились в очередь, чтобы нанести этой кровью ритуальные метки на свои лбы. Кто-то уже завывал ритуальную песню и бил в барабан, обтянутый медвежьей шкурой. Мембраной же слушала кожа некогда убитой рабыни.
— Что за чертовщина здесь происходит?! — ярл Синеус, который должен был быть в крепости, взялся из ниоткуда. — Кто эта девушка?
— Мы принесли жертву, ярл. Вёльва указала нам на нее. Боги разгневались на нас, но теперь все будет хорошо.
— Вёльва?.. — и тогда ярлу уже не было дела до убитой девушки. — Она здесь?
— Здесь, ярл. Взяла Хати, чтобы посадить его на цепи, и ушла с ним в леса, послав нам эту девственницу для жертвоприношения.
Ярл Синеус закрыл глаза рукой и нервно выдохнул.
— Уберите здесь все немедленно. И конунгу — ни слова!
— Да, ярл, — промямлили варяги, а сами и не поняли, почему должны молчать и почему ярл обошелся с ними так несправедливо, ведь они только что спасли свое племя от страшного конца.
Харальд, вернувшийся в лагерь, потому что поссорился с конунгом в очередной раз, взял цепь волчицы в свою руку, тут же развернулся и отправился обратно в город.
— Вёльва, — прорычал он себе под нос и сжал зубы.
— Вы не видели мою дочь? — донеслось до ушей Харальда, когда он пробирался через базар. Люди расступались, тыкали пальцами, диву давались, откуда у этого варяга волк, а он только и говорил всем подряд, что волк этот необычный и умеет трюки выполнять. Пусть приходят вечером на главную площадь!