И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Моя дочь? Не видели? Она совсем у меня дурочка на голову. Не видели? Немая она. Не говорит совсем.
Харальд намеренно увильнул от старика, чтобы тот не видел его лица. Теперь задача становилась сложнее. Не только вёльву найти, но и старика убить, чтобы не болтал.
Именно там, на главной площади, куда новгородцы обычно и собирались для веселья и гуляний, и нашли кузнеца. Все его лицо было истерзано, порублено. Синеус постарался на славу, чтобы в смерти кузнеца теперь винили волка, а не варяга.
Глава 21. Две капли
Марина знала, что Ковалевых не было дома. Приемные родители Мирославы были в отъезде в Россию, а когда подобное случается, все соседи обычно бывают в курсе. И потому она пришла к их дому прямо посреди белого дня, ни от кого не таясь.
Марина подошла к невысокой калитке из черных прутьев, интересно завитых и сплетенных между собой, и положила на ладонь на почтовый ящичек, в который однажды и подкинули письмо с просьбой оставить месячное дитя у себя, а мать не искать.
— Ковалевы… — прочла она на английском, а затем посмотрела себе под ноги. Туда, куда однажды и положили Мирославу.
Теперь Марина смотрела на это место по-новому. Три года своего детства она провела в этих стенах, и тогда видела их совсем иными. Она видела лишь роскошь, какая не была доступна ей и ее матери — они часто скитались на улице и просили подаяния. Она видела длинный обеденный стол из красного дерева, за которым собиралась семья — мать, отец, дочь, нянечка и их служанка Марта. Марина никогда не знала своего отца — он пропал без вести, когда ее мать была только беременна. Впрочем, Марина вообще сомневалась, что ее мать говорила правду. Если Анна так любила своего мужа и всем сердцем желала его снова найти, то почему так боялась собственную дочь от любимого мужчины и сторонилась ее?
Да и какая разница теперь? Мать ее мертва, а Ковалевы — больше не те, кем казались ей. Как и сама Мирослава. Та правда, которую мать Марины не соизволила забрать с собой в могилу, отравляла теперь воздух, которым дышала сама Марина, куда бы она ни пошла.
И теперь, когда Марина смотрела на этот особняк — все, что она видела, было настоящим Домом Ужаса. Вот, откуда все началось. С того дня, когда ее мать устроилась на работу к Ковалевым.
Марина обошла дом с другой стороны и заглянула через забор в сад. Их с Мирославой качели до сих пор были на месте. Марине показалось, что она услышала звонкий смех, потому потрясла головой и отошла от заборчика.
— Мира? — кто-то заговорил с ней на английском, и Марина обернулась.
— Я… нет… — промямлила девушка испугано.
— Ой! Простите меня, пожалуйста, — седая женщина сложила бровки домиком, в ее руках было два полных пакета продуктов: и для кого она только все это набрала? — Вы так похожи!
— Все рыжие похожи! — отшутилась Марина, тут же накинула на себя капюшон и бросилась прочь.
Она узнала ее. Их родная старушка-служанка Марта! До сих пор была жива, хорошо выглядела и, по-видимому, все еще работала у Ковалевых. А Марта стояла посреди дороги и смотрела на убегающую девушку, прищурившись.
— А разве я сказала, что Мира была рыжей?..
1998,
Маленькая Мирослава обняла домработницу за ногу, достав ее только до колена. Она встречала свою первую нянечку, первую женщину, которую ее мать Ирина, наконец, пустила дальше кухни и переговоров. Рядом с этой женщиной стояла такая же маленькая девочка, как и сама Мирослава. Она не обнимала мать за ногу, только держала обеими руками мишку с оторванным ухом и прятала за ним свое веснушчатое личико.
— Они как две капли, — по-доброму посмеялась домработница, рассматривая то одну, то вторую девочку. — Боюсь, как бы их не перепутать!
— Вовсе нет, — скромно не согласилась нянечка, переминаясь с одной ноги на другую. — Вы привыкнете отличать их. Это моя дочь Марина. Поздоровайся, Марина.
Но Марина только глубже вонзила пальчики в мишку и насупилась.
— Она еще не говорит, — тихо посмеялась нянечка и побледнела. — Что же Мирослава?
— Вот совсем недавно начали учить буквы, — похвасталась домработница. — Но у родителей совсем нет времени, они очень деловые люди, сами понимаете. А что взять с меня? Вас ведь Анна зовут, верно?
— Верно. Какие же именно буквы? — Анна ласково посмотрела на Мирочку, все еще обнимающую ногу домработницы. — Я знаю, что семья русская.
— Да, но мы все говорим по-английски. Вам не о чем переживать. Вы ведь коренная ирландка, верно?
— Верно. Я родилась здесь же, в Лимерике.
— Что же мы стоим! Пойдемте, я напою вас кофе. Для девочек найдем молока.
Мирослава, услышав о кухне, побежала туда первой, чтобы занять свое любимое место и быть в безопасности от чужаков. Анна последовала за домработницей. Двухлетняя Марина осталась стоять в холле и потупила взгляд.
— Марина, идем, — Анна вернулась за ней, подтолкнула под спину, и та нехотя побрела за матерью.
Все вчетвером уселись за круглый стол. Мирослава вытягивала шейку, чтобы видеть больше. Марина же вела себя иначе: она повесила голову и видела только ноги своей матери и домработницы.
— Меня зовут Марта, — представилась женщина. — Я здесь сама только два года работаю. Меня наняли, как только Мирочка родилась. Пока хозяйка беременна была, сидела дома, справлялась со всем сама.
— Понятно, — прошептала Анна, пригубив кофе, подавив улыбку и надеясь, что Марта того не заметит, но прогадала.
— О… или Ирина вам рассказала? — понизила тон Марта и посмотрела на Мирочку: не слушает ли девочка, но та была занята пусканием пузырей в кружке с молоком.
— О чем же? — невинно подняла брови Анна и, забывшись, заправила прядь волос за ухо.
Мирослава заметила шрам первой, так как сидела слева от своей новой нянечки.
— У тети страшный бобо, — вскрикнула она, ткнув пальцем в воздух.
— Мира! — домработница, устыдившись, тут же опустила своей рукой руку девочки и только затем, не справившись с любопытством, посмотрела на Анну.