И уйти в закат
Шрифт:
Нет, никаких сомнений, это не фильтры.
Мне около тридцати, если я совершенно не слежу за собой. И вообще никто за мной не следит. А если за моей внешностью кто-то все-таки ухаживал, то гораздо больше.
Но это я. И похоже, что уже никто не вернет мне мой две тысячи седьмой год.
— Мне жаль, — повторил Грег.
А мне-то как.
— Авария на самом деле была?
— Да. — сказал он. — Но больше десяти лет назад.
— Насколько больше? — спросила я. — Сколько мне лет на самом деле?
Услышать
Смогу ли я принять свой новый возраст? Что мне теперь делать-то вообще? Как жить?
— Тридцать один, — сказал он.
— Ну, не так все и плохо, — сказала я с уверенностью, которой не испытывала. — И сколько раз мы с вами вели уже подобный разговор?
— Не так уж много, — сказал он, улыбнувшись. — Раньше твоим лечением занимались другие мои коллеги.
Логично. Он не выглядел человеком, пришедшим в профессию больше десяти лет назад. Он в это время должен был в колледже учиться.
Я вернула ему телефон.
— Что у меня с рукой? — на последствия аварии, случившейся пятнадцать лет назад, эта травма не тянула.
— Ты поранилась.
— Спасибо, кэп, — сказала я. — А как именно?
Он замялся.
Так обычно делают люди, готовящиеся сообщить не слишком хорошие новости и мучительно подыскивающие нужные слова.
Еще так иногда делают люди, готовящиеся соврать, но я не думала, что это тот случай. Я имею в виду, если они, допустим, врут мне из раза в раз, то текст у него давно отрепетирован, и он должен шпарить по нему, как по писаному.
— Ты не всегда воспринимаешь эти новости так спокойно, — сказал он. — Иногда ты бываешь… э… довольно агрессивна, и в один из таких случаев ты травмировала сама себя, устроив в своих апартаментах… э… погром.
— Почему вы думаете, что на этот раз такого не произойдет? — спросила я. — Почему вы один? Где пятерка дюжих санитаров со смирительными рубашками и бейсбольными битами?
— Ждут за дверью, — улыбнулся он, и я так и не поняла, шутит он или нет.
Скорее всего, не шутит.
У меня даже возникло желание устроить небольшой показательный погром и посмотреть, как быстро они среагируют. Одна только беда, погром — занятие довольно увлекательное, а я и так на грани истерики и не уверена, что смогу остановиться на малом.
Интересно, если человека останавливает перспектива оказаться в смирительной рубашке, говорит ли это о его нормальности? Или всего лишь о том, что он — хитрый и осторожный сумасшедший?
Мне требовалось узнать о своем положении как можно больше, но
Возможно, этой маленькой ложью они пытаются замаскировать ложь гораздо крупнее.
Не такую очевидную и не такую безобидную.
А в шестнадцать лет люди точно должны быть такими подозрительными?
И гамбургеры что-то долго не несут…
Не успела я додумать мысль с гамбургерами до конца, как дверь открылась и дюжий санитар (без бейсбольной биты) поставил перед нами на стол два подноса. Набор на них был одинаковый: тарелка с гамбургером, горсткой жареной картошки и пятнышком кетчупа. Плюс прозрачный стакан с колой, в которой плескались кубики льда.
Есть вещи, которые и за пятнадцать лет ни черта не меняются.
Не обед, а мечта ребенка, особенно если его родители (как, например, мои) зациклены на идее здорового питания.
Ну, по ощущениям, блюсти линию мне сейчас совершенно не требовалось, и я могла поглотить это все без вреда для фигуры.
Санитар вышел, а Грег принялся за еду, вцепившись зубами в булочку с котлетой.
— Как врач, авторитетно тебе заявляю, — сказал он. — Некоторое количество холестерина тебе сейчас совершенно не повредит.
Еда не выглядела купленной в забегаловке за углом, для каких-то целей распакованной и переложенной в более травмоопасную посуду, но и подумать о том, что в больничной столовой могут готовить вот такое, было странно.
Я взяла ломтик картошки, макнула в кетчуп, положила в рот, сразу же наполнившийся слюной.
— Вкусно? — спросил Грег.
— Нормально, — сказала я.
Что-то тут не билось, и дело было вовсе не в картошке.
Когда он впервые достал из кармана телефон, я сразу поняла, что это такое, хотя в шестнадцать лет своего мобильного у меня не было. И сами мобильные в то время выглядели совсем не так. Это были совсем не сенсорные телефоны с огромными экранами. Скорее, это были здоровенные кирпичи с маленькими монохромными дисплеями и обилием физических кнопок.
И фотоаппараты были далеко не во всех.
Тем не менее, я знала, как пользоваться телефоном Грега. Как разблокировать экран и как включить камеру.
Может быть, мои воспоминания не полностью обнуляются до шестнадцати лет, а могут захватывать с собой и какую-то более свежую информацию. Скажем, мне уже доводилось пользоваться этой штуковиной в одно из прошлых пробуждений, и память об этом сохранилась.
— О чем ты думаешь? — поинтересовался Грег.
— О том, что завтра утром и не вспомню об этом обеде, — сказала я. — Я ведь не вспомню?