И всюду слышен шепот тьмы
Шрифт:
– Похоже, мне тоже пора. Рад, что ты цела.
Беньямин кротко улыбнулся, смущенный нахождением рядом враждебно настроенного Эрве, сделавшего вид, что его завораживает окружение, парень отошел подальше, дав возможность друзьям попрощаться, хоть это и выводило из себя.
– Спасибо. Я сплоховала.
В карие глазах блеснули игривые искорки, утопая в теплом жидком шоколаде радужной оболочки. Моник стыдливо переместила взгляд на Дюшарма, чтобы проверить заметил ли тот ее покрасневшие щеки. Несмотря на то, что Беньямин убил
– Это точно. Вот что бывает, когда рядом нет мудрого советчика. Но ты найдешь, как все исправить, я уверен. Твои родители любят тебя, Зоэ-Моник, помни об этом.
Попрощавшись, Беньямин Де Кольбер развернулся к выходу, улыбка тут же слетела с губ легким перышком. Двигатель мотоцикла заревел, оглушая, но парень практически не заметил этого, как и густого дыма, вырывающегося из трубы, обволакивающего все вокруг. Голову Бена занимало другое, то, что теперь переворачивало нутро вверх дном, стоило лишь позволить мыслям бесшумно проникнуть в самые потаенные уголки.
Он узнал Зоэ-Моник тотчас, как только увидел, серо-зеленые глаза по сей день снились парню во снах, где Беньямин раз за разом может спасать ее. Тогда Беньямин Де Кольбер был десятилетним мальчишкой, плохо справляющимся со своими обязанностями, обращения в птицу давались с трудом, то разрывая одежду, то причиняя боль, когда тонкая кожа рвалась, приманивая жестоких существ запахом свежей крови. Теперь же все изменилось, Моник прямо здесь, рядом, и он может защищать ее в самом реальном из сновидений – действительности.
– Как же это все ужасно.
Моник проводила взглядом друга, обнимая себя руками, в попытках укрыться от пронизывающего ветра, пробирающегося под одежду. Эрве хотел обнять ее, прижав к себе, но не почувствовал ответной реакции, которой сопровождалось каждое их тесное взаимодействие, девушка осталась стоять, словно столб сделанный из ледяного мрамора, лишь ее щека почти касалась плеча.
– Что именно?
– Все. Эти убийства, и то, что мы сделали с Жюли. Надеюсь, жандармы найдут виновного, и со временем она оправится. Может, все-таки расскажешь, что именно случилось в сарае?
Почувствовав, как напрягся рядом с ней Эрве, девушка закрыла глаза, стараясь выдыхать как можно медленнее, чтобы он не ощутил ее страха и предвкушения; желание узнать правду, после разговора с Анн-Мари было сродни сотни иголок, покалывающих изнутри. Горько-кислый аромат перебивался запахом недавно выкуренной сигареты, но не убирал полностью, терпеть его становилось сложнее, но Моник по-прежнему стояла рядом с парнем, не придавая этому веского значения.
– Я уже все рассказал тебе. Ты в чем-то подозреваешь меня?
– Тогда может, поведаешь мне о том, куда пропал с вечеринки,
Объятия Дюшарма ослабли, он молча, боясь шелохнуться или моргнуть, смотрел прямо перед собой, даже когда Зоэ-Моник отстранилась от него, заглядывая в пустые глаза.
– Ответь мне хоть на один из вопросов, ну же!
Слабый удар кулаком прилетел парню в грудь, за ним последовал еще один, и еще, но никакой реакции не последовало. Моник криво улыбнулась, кивая собственным мыслям, сдерживая слезы, щиплющие веки.
– Так я и думала. Ты никогда не впустишь меня туда.
Ткнув напоследок пальцем в место, где должно быть сердце, Зоэ-Моник медленно развернулась и побрела к дому.
– Не уходи сейчас. Прошу, не надо.
Услышала девушка, но продолжала переставлять ноги вперед, чувствуя, как мокрые дорожки на щеках обдало холодным ветром, словно покрывая их коркой льда. Шаги за спиной вторили ее собственным, Эрве сжал Моник в объятиях, обессиленно опускаясь у ее ног, за талию удерживая на месте.
– Ты уже там, Зоэ-Моник... Не оставляй меня. Я еще никогда в жизни не испытывал ничего подобного ни с кем другим. Если придется, я готов умолять на коленях.
Моник развернулась, гладя парня по свалявшимся кудрям, больше всего на свете ей сейчас хотелось опуститься на землю, прижаться всем телом, чувствуя такое же рваное биение сердца, как у нее самой, утопить свою боль в теплых губах Эрве, но что-то внутри не позволяло это сделать.
– Сегодня приходила твоя матушка. Она рассказала, что ты сделал в Ла Руш, но я хочу дать тебе возможность поведать мне свою версию событий.
Эрве обмяк, осев на землю, опустив руки вдоль тела, будто вместо крови по его венам текла кислота, растворившая все кости и мышцы. Парень сморгнул две крупные слезы, когда Моник присела рядом, положив теплую ладонь на его небритую щеку.
– Я знал, что это когда-нибудь случится. Она всегда делает, что вздумается, невзирая на последствия и мои чувства. Я надеялся, что просто меня тебе будет достаточно, но так ведь никогда не бывает, верно? Людям всегда хочется большего.
Парень сел, обняв собственные колени руками, чувствуя, что после того, как он раскроет девушке свою тайну придет конец, бесповоротный и окончательный, но раз на то ее воля, пускай.
– Не стоит верить всему, что говорит моя мать. Не после того, как она отравила и закопала в нашем саду всех моих братьев и сестер. Они родились уродами, внешне и внутренне, но разве это ее оправдывает? Ничуть. Мне повезло, я пошел в отца.
Эрве горько усмехнулся, вытирая рукавом влагу под глазами и носом, уносясь в воспоминания, которые были еще живы в сознании, словно все произошло вчера. Девушка чувствовала его боль, как собственную, ее ладонь легла поверх колена парня, напоминая, что реальность, а чего больше нет.