И всюду слышен шепот тьмы
Шрифт:
– Она избивала меня, насмехалась и унижала, в школе меня тоже не слишком-то жаловали, ведь моя мать убийца. Когда проходил мимо, кричали, что я помогал ей копать могилы, и были правы. Не ей же марать белые ручки. Но я сорвался. Однажды, пришел прямо в кабинет директора, который все видел, но не захотел пошевелить и пальцем, чтобы помочь, и поджег кабинет вместе с ним. Из рюкзака вытащил старое армейское ружье отца, наградив пулей каждого, кто издевался надо мной. Не представляешь моего счастья, когда я узрел результат своей работы. Все они были мертвы, распростёрлись в луже собственной крови на полу. Ангелы в аду. Анн-Мари применила все имеющиеся связи и обаяние, чтобы оградить меня от тюрьмы, и вот я здесь. Теперь ты мне веришь?
От ужасающей
– Прости меня, прости, что заставила тебя вспомнить все это. Я верю тебе, Эрве.
В темноте ночи плохо угадывалось выражение лица парня, но губы сами нашли губы, соленные и горькие от слез, тем слаще они казались после произнесенной правды. Совершенно неважно, что тела их были заключены в одежды, теперь Эрве предстал пред Моник обнаженным достаточно, чтобы увидеть и принять его боль. Девушка задремала на груди у Эрве Дюшарма, он не осмелился войти в дом, но прежде чем покинуть ферму, постучался в дверь. Эгон и Элайн нашли дочь у каштанового дерева, мирно спящую под его раскидистыми ветвями, убаюканную сказкой, рассказанной шепотом тьмы, который был слышен повсюду.
Французская частная школа Парижа, основанная Себастьеном Фором на анархистских принципах. Она действовала с 1904 по февраль 1917 года.
Глава 13
О, дитя. Чистый, непорочный сосуд, наполненный праведным гневом до краев. Мне знакомы твои чувства, прекрасная малышка. Вместе мы сможем многое, пока не иссякнет твой пыл, вынужденный стать для меня пищей и святой водой. Ты разбита, я чувствую это, твоя душа кровоточит от боли. Идеальное вместилище!
Я соберу тебя даже из мелких осколков подтаявшего льда, выпью всю дрянную кровь, смевшую опорочить твою несчастную душу, обращу твою боль в силу, только позволь подобраться поближе. Вместе мы покараем всех, кто этого заслуживает, я обещаю. Твоя гибель будет оправдана и вознаграждена свыше, мой маленький хрупкий клинок. ОНА существует, отец был прав! Она нужна мне! Только она сможет дать мне то, что необходимо, я уверена, когда я покажу - ты все поймёшь. Лишь внутри нее я смогу вершить правосудие, не боясь быть разорванной своей же силой, тьма внутри это девы рождена там же, где тысячелетиями существовал наш народ. Мы похожи, ты видишь, как мы похожи, дитя?
Она не слышит моего зова сейчас, но позволь мне воспользоваться тобой. Дай только подобраться поближе, и она увидит, прозреет, поймёт. Она идеальна! Слюна вязкими потоками бежит по подбородку от желания поскорее воплотить задуманное. Мне нужно быть тише, осторожнее, но ты так погружена в свои мысли, что едва ли услышишь, как тащатся по выжженной за лето солнцем земле, ноги моего нынешнего вместилища. Ладони ободраны, живот волочится бесполезным мешком, хозяин этого тела завопил бы от ужаса, увидев себя настоящего, но соль в том, что его сознание давно поглощено мной, душа иссушена и даже в чистилище ей уже не добраться. Казалось, я брожу в этом теле целую вечность, моей силе нужна подпитка, свежая кровь и плоть, и я наконец-то нашла тебя.
Сидишь на крыльце, слушая, как кричат твои родители в доме, бьют стекло. Ты давно привыкла, но боль никуда не исчезла, горю есть откуда брать пищу. Ты сидишь потерянная, обняв колени, и смотришь на раскинувшееся поле. О чем ты думаешь? О свободе? Вот бы уйти отсюда и никогда не вернуться? И я окажу тебе услугу, не сомневайся, а ты взамен поможешь мне.
Бросаю осточертевшее тело недалеко, среди высоких трав и кустов, ты поднимаешь голову, будто уже чувствуешь запах перемен, коими наэлектризован воздух. И вмиг, когда за твоей спиной разбивается окно, касаюсь кожи, сквозь поры липкой невидимой массой
Легкая, словно колосок пшеницы, поднимаюсь на ноги, иду в дом, минуя бардак, грязь и бранную ругань твоих родителей. Роюсь в ящике стола, игнорируя едкие комментарии твоего отца, и наконец, нахожу то, что искала - спички. Переходя из комнаты в комнату, чиркаю серной головкой о коробок, поджигая все, что плохо лежит, на секунду замирая, будто даю шанс твоей матери и отцу все исправить, но, увы, им этого не нужно. Рваное тряпьё быстро захлёбывается в пламени, а я выхожу, запирая на засов единственный выход из дома. Этому месту было необходимо очищение, и только огонь сможет обратить все в пепел, чтобы на прежнем месте, словно Феникс, возродилось новое начало.
Отойдя на приличное расстояние от дома по просёлочной дороге, слышу взрыв, волна которого едва касается спины, и не оглядываясь, продолжаю идти вперед. Еще столько предстоит сделать...
Глава 14
Венгрия. Замок Де Кольберов
Ворона в последний раз взмахнула крыльями, приземляясь, лавируя в потоке противостоящего воздуха, пока не уцепилась когтями за шпиль величественного готического замка, издав пронзительный крик, оповещая о своем прибытии вампиров, расположившихся в саду. Матэуш Де Кольбер отдав последние распоряжения слугам и махнув рукой, без слов прося оставить их с супругой наедине, поднял глаза к птице, ожидая, когда та приблизится. Ворона не спешила, вертя головой, разглядывая чету Де Кольберов, угодья и сад, который был известен своей красотой и масштабностью в любое время года по всей Венгрии, пруд, пестрящий живностью.
С момента гибели последнего короля вампиров Иштвана, и передачи престола его единственному сыну не по крови, но по сердцу, сад стал еще более ухоженный, наполненный новыми сортами роз, плодовыми деревьями, украшенный статуей Девы Марии подле возведенного семейного склепа, где теперь покоился прах ушедшей эпохи. Хадринн Де Кольбер, безутешная вдова, не принимала ничьей помощи, ухаживая за садом и склепом самозабвенно, словно находя во всем этом действии утешение, и была безмерно счастлива, когда Матэуш выразил желание жениться на одной из женщин дружественного им клана, обретя достойную компанию, в то время, как она сама, переложив бремя правления на плечи сына, смогла бы полностью отдаться своему горю. Иштван Де Кольбер не задумываясь пожертвовал собой, избавив родного сына от терзавшей его душу и тело болезни – жажды, за это Хадринн была ему благодарна, обратив и без того долгую любовь к нему в вечную*.
Не все принимали смену власти, новые порядки, которых было не избежать, но Матэуша это нисколько не пугало, наоборот, вампир с остервенением принялся доказывать, что заслуживает доверие вверенного ему народа, что он достоин гордости отца. Особенно удалось молодому королю вампиров смягчить сердца существ, обнародовав научные исследования в области кровосмешения видов, и устройства, позволяющие перемещаться во временных пространствах, созданные побежденными врагами.
Аристократия же, поначалу отнесшаяся к некогда больному Матэушу с предубеждением, смягчилась после подаренных Ордену особо ценных древнейших артефактов, коими вампир увлекся и сам. Добывая вещи изощренными способами, выменивая их, приурочив исторические памятники, не все из которых сохранили свои магические свойства, практически к отдельной валюте для тех существ, кто мог себе позволить приобретение артефактов, и кому было, что предложить взамен.