И всюду слышен шепот тьмы
Шрифт:
Почему-то Моник вовсе не сомневалась в том, кто был перед ней, огонек узнавания разгорелся пламенем в глубинах сознания. Выросла та самая пугающая малышка, распевающая злые песенки посреди ковра в замке, цвела, а теперь умирала, погубленная загадочной хворью. Чем же могла Зоэ-Моник помочь несчастной деве? Какой недуг вынудил принцессу Такка слечь, отказавшись от мирских благ? В полной темноте размышляла Зоэ-Моник на миг позабыв где и для чего находится; волосы и одежда насквозь промокли, становясь непомерно тяжелыми, грязь чавкала под ногами. Девушка решила продолжить путь и найти ответы у самого короля, как сделав шаг назад вдруг наткнулась спиной на нечто, а отскочив в сторону,
Перед ней возвышалось существо, совсем не похожее на человека-ворона, отчего Моник затряслась от страха, инстинктивно отползая назад, отталкиваясь ладонями, и пятками ботинок, утопающими в вязкой грязи. Сложно сказать какого пола было существо, так как определённых признаков не имело, скорее напоминая изваяние из глины с неровными мазками, впадинами и трещинами, затрудняло понимание и то, что собственную голову существо несло за волосы в руке. От непрекращающегося дождя, черты тела и лица слуги короля теней размывались, превращаясь в однородную массу, неустанно движущуюся в сторону девушки.
Из сомкнутых губ Моник вырвался стон, хотелось кричать, плакать, умолять матушку прекратить этот ад, она не сможет подпустить тень Астрала ближе, не в ее силах заставить себя выслушать послание короля. Рука существа поднялась, направляя искореженную голову к Моник, чтобы как следует разглядеть гостью; печаль, навеки застывшая в черных глазах просила о пощаде, полные губы жевали сами себя в попытках выдавить хотя бы слово.
– Нет, нет, я не смогу...прости...
Реальность перед ней дрогнула, окольцевавший страх разрушал пелену транса, Моник собиралась вернуться обратно, так и не исполнив обещанного, но тут услышала голоса матери, отца, и невесть откуда взявшегося Беньямина Де Кольбера.
– Давай, детка, ты сможешь...
– Любимая, осталось совсем чуть-чуть, попытайся, малышка...
– Зоэ-Моник, шаг за шагом, тебе нужно сделать последний...
Собравшись с силами, Зоэ-Моник вернулась к нависшей над ней голове, с которой стекали капли, все сильнее вымывая черты лица существа, часть щеки и вовсе впала в череп, нелицеприятным ошметком скатываясь на носок ботинка девушки. Только сейчас Моник заметила, что длинные волосы существа, обвивающие кисть и запястье были змеями, одна из которых подняла широкую морду, потянувшись к гостье. Рот на лице хадита раскрылся, издав стон-полушепот; девушка, едва заставив себя поднять руку, коснулась скользкой глиняной кожи змеи, помогая той приблизиться, обмотаться вокруг шеи Моник, лизнув узким языком щеку. Вместо ожидаемой боли от укуса, Зоэ-Моник услышала властный, но спокойный голос короля Такка:
– Добро пожаловать в Астрал, дитя. Я так долго ждал тебя, что уже забыл, как было иначе. Меня зовут Максанс Дю Тревилль, надеюсь, хадиты не причиняли тебе слишком много неудобств. Для меня было важным, чтобы ты сама нашла дорогу сюда. Вижу, теперь ты, наконец, готова принять тьму, найти в себе свет, ты доказала, что в твоей крови течет моя сила. Мне нужна помощь, и только ты сможешь сделать кое-что для меня. В любое время, когда почувствуешь, что полностью готова, приходи в замок, я, как и прежде, буду ждать.
***
После выхождения из транса первой фразой, что произнесла Зоэ-Моник Гобей, стало: «я видела ее, дочь короля, она там, лежит ни живая, ни мертвая». Король Максанс ждет ее в своем царствии, просит о помощи, и Моник преисполненная уверенности в собственных силах, благодаря поддержке близких, готова проявить
Решив не медлить, чета Гобеев уже собирала вещи в путь на родину, иного выхода не находилось, можно было лелеять гордость и проиграть, а можно попросить помощи, стискивая зубы и почти наверняка одержать победу. Выбор очевиден. Эгон хотел вместе с дочерью войти в Астрал, встретиться с близкими когда-то вампирами, и гадал, какой реакции удостоится, спустя столько тысячелетий неизвестности и молчания.
Перед путешествием в Венгрию, Зоэ-Моник отпросилась ненадолго прогуляться, уверив родителей в том, что больше не боится хадитов, преодолев свой страх перед ними. Почему-то девушка была уверена, что король не отправит больше тени за ней, ведь его послание было получено. Отказавшись и от сопровождения в лице Беньямина, Моник отправилась через кукурузное поле к соседней ферме, где, как она помнила, жила Анн-Мари Кревье и Эрве Дюшарм, по которому тосковало сердце.
Отворачивая листья кукурузы, то и дело норовившие хлестнуть по лицу, девушка размышляла над тем, почему Анн-Мари не сказала напрямую сразу о том, что ее сын два года, как погиб. Возможно, та считала, что Моник сочтет ее сумасшедшей, не поверит безумным словам, и оказалась бы права. Однако сама же, посетив впервые их ферму, хотела познакомить девушку с сыном, отчего столь резкая перемена? Неужели Анн-Мари и сама забыла, что Эрве давно нет среди живых? Как долго несчастная душа парня бродит в окрестностях Локронана?
Дойдя до середины поля, невдалеке мелькнула крыша старого домика, при приближении вовсе не кажущегося жилым. Сгнившие поломанные доски в нем торчали зубьями, колья забора подпирали друг друга, чтобы не свалиться на землю окончательно, мох и грязь плотным слоем покрывали каждый миллиметр фермы, и приближенные к ней немногочисленные постройки. Как Анн-Мари могла жить здесь, продолжая ухаживать за собой, всегда носить опрятную одежду? Окружали ферму деревья каштана, Зоэ-Моник прошла под одним из них, втаптывая в грунт незрелые плоды.
Следов вокруг дома не было видно, девушка заглянула в покрытое сажей окно кухни, приставив ладони, но там было пусто. Входная дверь оказалась распахнутой настежь, Моник крикнула о своем прибытии, позвала Анн-Мари, Эрве, но никто не откликнулся. Тогда решив обойти весь периметр, зашла за ферму, где на пригорке, под тенью каштана, виднелись холмики земли, поросшие ковылем, крапивой, и лопухами. Покосившиеся от времени деревянные кресты наполовину потонули в почве, затянутые сорняками, имена на них прочесть было невозможно.
Сделав шаг по направлению к могилам сестер и братьев Эрве Дюшарма, Зоэ-Моник увидела, как сам он выходит из-за дерева, бросив перед собой лопату с комьями налипшей свежей земли. Вся его рубашка, мокрая от пота, прилипла к телу, как и вьющиеся волосы цвета меда. Анн-Мари семенила за парнем, взмахивая руками, указуя на холмики, что только злило Эрве, слышались неразборчивые крики с нотками истерики.
Моник хотела окликнуть мать и сына, дать знать, что находится здесь, не подглядывает, но не успела, Анн-Мари Кревье обошла Эрве, встав к нему лицом, и наотмашь отвесила тому пощечину. Голова парня запрокинулась, он, не удержавшись на ногах, упал на задницу, приложившись о выпирающие корни каштана поясницей. Не помня себя от боли, Эрве прижался спиной к стволу дерева, отталкиваясь стопами, прикрыв руками лицо, чтобы сберечь от последующих ударов матери. До Моник донеслись рыдания, которые казалось, шли из самых недр тела, Анн-Мари злобно осклабилась, склонившись над сыном, продолжая наносить удары куда придется, при этом тихие слезы окропляли глубокие морщины на ее лице.