И занавес опускается
Шрифт:
— Он их убивает, — холодно отрезал я.
— Он не хочет, чтобы они менялись, — сказала она. — Так он мне всегда говорил. Просто иногда он заходит слишком далеко.
— Тогда зачем ты ему помогаешь?
— Я ему не помогаю, — взорвалась она. — Я его защищаю! Я делаю так, чтобы его не поймали!
— А это значит, что умрёт ещё много женщин.
— Они отправили бы его в психушку, а то и вовсе убили бы, — упрямо ответила она. — А я этого не потерплю. Они и так уничтожили всю нашу семью, —
В тот момент мне показалось, что я её понимаю.
— И вы хотели уничтожить Чарльза Фромана, — мягко произнёс я. — Вот почему ты во всё это ввязалась.
Она удивлённо на меня посмотрела.
— Ты винишь его в смерти своей тёти, — продолжил я.
— И более того, — кивнула она, — он у нас в долгу. У всех нас. Но он никогда не сделал для нас ничего хорошего.
— Я знаю, что Роберт написал несколько пьес…
— И хороших пьес. Пьес, которые должны были быть поставлены на сцене, особенно с учётом того, что Робби — сын Фромана.
Мой отец зашёлся в приступе кашля, отплёвываясь кровью.
— Держи.
Она швырнула ему грязное полотенце, с отвращением глядя на моего отца, когда он попытался извернуться и дотянуться до тряпки. Но его руки были связаны за спиной, и у него ничего не получалось; и эта беспомощность только вызвала у Молли очередной приступ хохота.
— Чарльз Фроман и Элейн Коби?
Такого я не предполагал; если, конечно, Молли говорит правду…
Образ Джека Богарти — вернее, Роберта Коби — всплыл у меня в голове. Я не видел ни малейшего сходства.
— Именно. Как ты думаешь, что он делает со всеми актрисами, которых «превращает в звёзд»? Это часть сделки и одна из причин, почему он никогда не разрешает им жениться или встречаться с кем-то другим. Но в случае с тетей Элейн, — она вздохнула, — вместо того, чтобы поступить правильно, он внёс её в чёрный список и разрушил её карьеру.
Я не собирался спорить и лишь произнёс:
— Я понимаю, почему ты считаешь, что он должен Роберту и Элейн. Но ты же говорила, что он в долгу перед всеми вами…
— Он в долгу передо мной, — с горечью произнесла она. — У меня есть талант Элейн. Её внешность. Её виртуозная игра. Она даже написала Фроману, прося, чтобы он мне помог…
— Но он не помог, поэтому много лет спустя, когда Фроман отверг сценарии Роберта, вы сговорились и решили разрушить его жизнь.
— Роберт всё равно преследовал бы женщин, — она тряхнула головой. — А мне пришла в голову гениальная идея: мы могли бы направить его «болезнь» в нужно русло. Полезное. Всё, что потребовалось, — это показать ему пару фотографий, дать несколько советов…
— Но убитые девушки абсолютно не похожи между собой, — заметил я.
— Они и не должны быть похожи, — взглянула она на меня удивлённо. —
— Но все эти девушки были невинны! Они заслуживали лучшего.
— Избавь меня от нотаций, детектив. Невинных людей не существует. И никто никогда не получает то, что заслуживает, — её слова были пропитаны ядом и горечью.
— Да ради бога, он же их убил! И ты не просто не остановила его — ты его поощряла!
— Они послужили моим целям, — холодно ответила она.
Сверху донеслись голоса.
Молли развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. Мы услышали, как она поднялась по деревянной лестнице, а потом в замке подвальной двери наверху повернулся ключ.
— Прости меня, сынок, — сказал отец, закашлявшись вновь. — Я опять всё испортил.
— Ты не мог знать, — покачал я головой.
Или мог? Вдруг он пропустил какие-то симптомы, не обратил внимания на какие-то знаки? Теперь это уже не важно.
Внезапно я понял, что вес, давивший на мои ноги, стал меньше; видимо, упавшие от моего толчка плечом доски выбили какую-то подпорку.
Мне повезло, что Молли уложила упавшие доски на стол, а не обратно на меня. И теперь я мог пошевелить ногами.
Сантиметр за сантиметром вытаскивал конечности: сначала — ступни, затем — голени… Я чувствовал, как к передавленным ногам возвращается чувствительность, а вместе с ней — и боль.
Сжав зубы, полез к отцу.
— Что ты делаешь?
— Ты должен меня развязать.
— Я не могу, — всхлипнул он. — У меня самого руки стянуты.
— У нас нет выбора. И сейчас не время для ложной скромности. Я знаю, что ещё не придумали такого узла, который ты бы не смог развязать.
Я пополз вперёд, пока мои запястья не коснулись его. Усевшись спиной к спине, я скомандовал:
— Давай, попробуй.
Через несколько минут я смог высвободить сначала левую руку, затем правую. Я энергично растёр их, пытаясь разогнать кровь, и принялся развязывать стягивающие отца верёвки. Я тянул их, пытаясь ослабить узел.
— Расскажи мне, что произошло. Я думал, вы с Хелен Белл ушли…
— Почти, — горько вздохнул отец. — Я вывел её через служебный вход в переулок. Но там меня ждал он, словно знал, что я появлюсь. У него было оружие, и он заставил нас повернуть обратно. Он наблюдал, как Молли связывала меня в гримёрке. Но я не знаю, куда он потом забрал Хелен.
— Я догадываюсь, — мрачно произнёс я.
Я стряхнул веревку на пол.
— Всё, твои руки я освободил.
Он осторожно вытянул одну руку, затем другую, сцепив их в замок перед грудью.