И жили они долго и счастливо
Шрифт:
— Около трех столетий назад.
Василиса прикусила губу. Потерла лицо руками, пытаясь справиться с охватившим ее нервным возбуждением, переводя дыхание.
— Ты же с утра ставил охранные заклинания на свой кабинет!
— Простую оповещалку. Мне было интересно посмотреть, что они станут делать.
— А почему этот флакон вообще оказался здесь?! А если бы они открыли бутыль? А если они кому-то расскажут? Кош. Это… Это…
— Не трудись подбирать слова, дорогая. Я знаю все, что ты скажешь. Флакон был здесь, потому что я про него забыл. Открыть его они
Василиса схватилась за голову.
— Ты с ума сошел! Они же дети! Всего лишь дети!
— Всего лишь дети! — теперь Кощей встал из-за стола и прошелся по кабинету, он вдруг помрачнел и с какой-то обреченностью схватился за запястье, что немного отрезвило Василису. — О, поверь, почти всегда все начинается с всего лишь с детей. С испуганных, обиженных, жаждущих справедливости детей, которые способны делить мир лишь на черное и белое! Они не просто дети. Они маги. И ты прекрасно знаешь, что первая задача любого мало-мальски одаренного мага воспитать в себе железную волю, чтобы держать себя в узде. Посмотри на Агату, она тратит больше сил на спонтанные выбросы, чем на реальные чары, и вовсе не считает, что с этим нужно бороться. Чем быстрее они узнают, что такое ответственность и поймут, что у каждого их поступка будут последствия, что каждая нить их чар будет связана с судьбами сотен людей, тем лучше.
Василиса потрясла головой, неуверенно возразила:
— Но не так же…
— Если ты знаешь способ лучше, расскажи мне. Прости, Василиса, но боюсь, мой опыт общения с темными магами больше твоего. И, кстати, они все-таки попытались открыть бутыль. Еще одна огромная глупость с их стороны.
— Что?!
— Но к их и нашему счастью, чтобы открыть ее нужно, нечто большее, чем просто желание. Я навязал на флакон условия в качестве замка. Так что мы были в безопасности.
— И что это за условия?
— Нужно знать, что именно в нем находится и чувствовать острую нужду этим воспользоваться. У них не было ни шанса ее вскрыть.
Василиса устало откинулась на спинку и потерла ладонью лицо.
— Ты сам его боишься, да? Господи, зачем ты вообще его добывал?
Кощей немного помолчал, прежде чем ответить. Снова потер запястье, но опомнился и отдернул руку. Отвернулся к окну.
— Это был сложный период, — голос прозвучал глухо, но спокойно. — Я много размышлял о том, что все-таки могло бы меня убить. Ибо я не верю, что нет такой силы. На каждое действие найдется противодействие. И мне тогда показалось, что огонь Смородины — именно то, что мне нужно.
— Ты думал о самоубийстве… — ужаснулась Василиса.
Кощей кивнул.
— Однако пока добывал этот всполох, мои уверенность и желание сгорать как-то поиссякли. Я весь был в ожогах, они невыносимо болели и плохо заживали, но заживали. От обычного человека или мага ничего бы не осталось. И я решил, что процесс сгорания скорее всего будет долгим. Наверное, я испугался. А потом пришел к выводу, что от мертвого меня миру будет еще меньше проку, чем от живого. Многое можно исправить, но только пока ты есть.
—
— Сам не знаю, — Кощей снова сел за стол, уперся локтями в столешницу. — Может быть в напоминание себе о том, что на самом деле я все еще не хочу умирать. А может быть… ну знаешь, в качестве последней пули. И потом, это ведь такая мощь. Наверное, в этом и есть отличие светлых от темных: разве можно просто взять и пройти мимо? Светлые как-то ухитряются делать это, — Кощей вдруг улыбнулся. — Лебедь бы удар хватил, знай она… О, она бы умерла от злости, зависти и невозможности отобрать у меня его здесь и сейчас, не развязав войну. Может быть отослать ей фотографию, как думаешь?
— Не переводи тему. Кош, его нельзя хранить здесь. Это полное безрассудство.
— Ты хочешь, чтобы я отнес его в Навь? — поднял бровь Кощей.
— Я хочу, чтобы ты скинул его в Смородину, — отчеканила Василиса.
Повисло молчание. Кощей сжал флакончик в ладони.
— Ты вообще представляешь, чего мне стоило его добыть? — спросил он. — И теперь ты хочешь, чтобы я вот так просто выбросил его обратно?
Василиса встала, подошла вплотную к столу.
— Он не нужен тебе, — глядя ему в глаза, произнесла она. — Ни как оружие, ни как напоминание. Я могу только просить тебя, и я прошу. Потому что мне страшно.
В наступившей тишине громко тикали настенные часы, отсчитывая секунды, разделявшие до и после.
— Ты в безопасности, я это гарантирую, — наконец ответил Кощей.
Василиса нервно улыбнулась.
— Я не верю. Прости.
Она медленно отошла от стола. Оглянулась на него.
— Прости, — повторила она, прежде чем выйти и аккуратно закрыть за собой дверь.
Кощей перевел взгляд на флакон. Маленький голодный ярко оранжевый огонек озорно плясал в своей темнице, будто радовался небольшому приключению.
***
Звон будильника раздавался в ушах еще долго после того, как Василиса его отключила. Предрассветная серость струилась в спальню даже сквозь задернутые шторы, Василиса поплотнее закуталась в одеяло, прижалась к мужу и разрешила себе снова задремать: Кощей всегда вставал вовремя и без будильника, и она не боялась проспать, а ночь выдалась тяжелой, сон никак не шел, она проворачивалась в своей постели почти до двух часов, а потом не выдержала и пошла к мужу. Там ей удалось уснуть, но пришли мутные неясные сны, окончательно лишившие ее шанса на отдых.
— Хорошо, — вдруг сказал Кощей, вырывая ее из блаженной дремы.
— Что хорошо? — пробормотала Василиса.
Большим усилием она заставила себя открыть глаза. Жесткая линия подбородка, на которую упал ее взгляд, выражала мрачную решимость.
— Хорошо, мы это сделаем: вернем огонь в Смородину, раз уж его силы пугают тебя больше, чем мои. Меня же ты не боишься держать в своей постели... Но если это вернет тебе спокойный сон, то оно того стоит. А то я, знаешь ли, не могу спать, когда ты вертишься как белка в колесе и в процессе перетягиваешь на себя все одеяло.