И жили они долго и счастливо
Шрифт:
Кощей приложил палец к ее губам.
— Я сказал, пока довольно об этом, — он погладил ее по щеке и произнес шепотом, почти по слогам, — Ты невозможная. И не думай, что ты такая уж обыкновенная. Видела б ты себя там…
Василиса вздохнула.
— И это пугает меня, — призналась она. — То, что такая я понравилась тебе больше. А что, если тебе станет мало меня? Мало моей силы, моей красоты, всего… Лет через сто... Хорошо, через двести с твоей помощью, но я начну стареть. Мы оба это знаем, что тогда?
— Нет, нет… — Кощей погладил ее по голове. — Мне никогда не будет тебя мало. Дело не в силе и не во внешности. Дело в самой
Василиса шмыгнула носом и только тут поняла, что у нее по щекам текут слезы.
— Ну вот, — прошептала она, — подушку тебе намочила…
Кощей вырвал ни в чем не повинную подушку из-под ее головы и отбросил в сторону. И наконец поцеловал.
На этот поцелуй она ответила уже в полной мере.
***
Порог конторы на следующее утро Василиса переступила будучи абсолютно счастливой. Она бы с удовольствием осталась дома и не выпускала из него Кощея еще минимум неделю, но уже в шесть тридцать утра он подскочил по будильнику (будто бы они не легли наконец спать буквально за полчаса до этого) и отправился кормить собак и собираться на работу. Он настаивал на том, чтобы она осталась дома и отдохнула, но у Василисы внутри все бурлило и клокотало, и она решила вернуться на работу. Ждать в тишине пустых комнат было бы невыносимо.
С утра ее решение уйти с ним в Навь все так же пугало ее, но она все так же была уверена, что оно — единственно верное.
За этими размышлениями на входе в Контору ее и поймал Баюн.
— Кощеева! — рявкнул он вместо приветствия да так, что Василиса подпрыгнула. — Рад, что ты в порядке и решила не отсиживаться за спиной мужа. У нас пополнение, как раз по твоей части, идем.
Пытаясь сообразить, о чем может быть речь, Василиса послушно проследовала за котом в его кабинет. Там обнаружился Сокол — он сидел за столом Баюна и выглядел неважно и помято, будто тоже всю ночь не спал, но по каким-то менее приятным причинам. В ладони он сжимал стакан с водой, да так, словно тот был спасательным кругом в бушующем в шторме океане. А еще там был… Василиса замерла на пороге. Свет падал из окна, освещая спину юноши, затянутую в льняную рубаху, и его пшеничные волосы чуть ниже плеч. Сердце пропустило удар. Она протянула руку, готовая позвать, но…
— Знакомься, Василиса, Елисей, — представил его Баюн.
Юноша обернулся, и наваждение спало. Разумеется, это не мог быть ее сын. Ее сыну сейчас было около сорока лет, это был суровый взрослый мужчина, в котором она порой с трудом угадывала знакомые черты. И тем не менее в какой-то момент она поверила. Наверное, что-то отразилось в ее лице, потому что Баюн внимательно посмотрел на нее и хмыкнул, но, хвала богам, не стал задавать вопросов.
Кощей был прав, ей стоило остаться дома. Когда она уже научится его слушаться?
— Елисей, это Василиса Петровна, наш специалист по адаптации, она может ответить тебе на вопросы по этому миру, если таковые возникнут. Сокол,
Сокол тяжело вздохнул, и Василиса, еще раз внимательно приглядевшись к нему, поняла, что у него похмелье. Это открытие вызвало новое потрясение, по заверениям Насти он отлично знал свою меру и серьезно к ней относился. Насте Василиса верила. Значит, решила она, все из-за вчерашнего. И ощутила новый приступ вины, и пообещала себе, что обязательно извиниться еще раз, и еще… Будет просить о прощении до тех пор, пока ее совесть хоть чуть-чуть не угомонится. В конце концов Василиса прекрасно понимала, что невозможно было исправить извинениями то, что она натворила, и все это было в большей степени нужно ей самой, чтобы заглушить вину. О том, как она посмотрит в глаза Насте, она старалась не думать. Но благодаря Соколу они все остались живы. Не приди он на помощь, Марья бы не выронила цветок, и Василиса бы сейчас здесь не стояла. Никто бы не стоял.
— В общем так, — наконец сказал Сокол, и все замерли, готовясь услышать вердикт.
Но вместо этого глава отдела магической безопасности осушил стакан и повел над ним рукой, наполняя заново. Воды в стоящем рядом графине при этом убавилось, как судя по всему, и уважения со стороны молодца Елисея, который смотрел на Финиста со смесью недоверия и ужаса, пока еще не успевшего перерасти в омерзение, но уже близко к тому подошедшего.
— В общем так, — повторил Сокол, — для нашего отдела он не годится. Прости, парень, я не сомневаюсь, что ты отлично сражаешься на мечах, но мы тут это редко делаем, и нам чаще пригождается владение магией, а ты, уж не в обиду сказано, человек.
— Не в обиду! — задохнулся паренек. — Да это… это… ди-скри-ми-на-ция! — вот что это такое! На Буяне меня предупреждали! Да, я человек! И я горжусь этим! И я много умею! И…
— И это ничего не решает, — кивнул Сокол. Он явно думал о чем-то своем, иначе давно бы уже поставил мальца на место. — Моя жена тоже человек, но при этом она один из лучших бойцов, с которыми мне приходилось работать, и это подтвердит любой из моего отряда, можешь поинтересоваться, если кого-нибудь встретишь. А все потому, что в нужный момент она сделает то, что я прикажу. Я несу ответственность за тех, кто идет за мной, и должен быть уверен в них. Приходи через пару лет, если еще будет желание, там поговорим.
— Ваша жена… Женщина? — неверяще прошептал Елисей.
— И кто тут говорил про дискриминацию? — поморщился Сокол. — В общем, я свое слово сказал, а теперь мне надо идти, работы много.
Он снова осушил стакан, тяжело поднялся и двинулся к выходу.
— Финист! — окликнул его Баюн. — Стакан верни, он казенный. И зайди ко мне сегодня вечером, как окончательно отпустит. Понял?
— Понял, — мрачно отозвался Сокол, впечатал стакан в стол и наконец покинул помещение.
Баюн тяжело вздохнул, глядя ему вслед. Василисе происходящее нравилось все меньше и меньше.
— Елисей, подожди в приемной, — продолжил раздавать указания Баюн.
Юноша вспыхнул праведным негодованием, но под взглядом кота быстро скис и ретировался. Когда за ним закрылась дверь, Баюн перевел взгляд на Василису.
— Не лезь к Соколу, все с ним будет в порядке, ты тут ни при чем. Это раз. Мальчишку взять в оборот и куда-нибудь приставить так, чтобы он преисполнился ощущением собственной значимости, но при этом никому не смог навредить. Это два. И три. Ты сама-то как? И что с цветком?