Идущий впереди

Гладилин Анатолий Тихонович

*

На второй день девушки из лаборатории, найдя, что, в общем, он недурен собой, только слишком замкнут и молчалив, отвели его в сторону и, учинив беглый вежливый допрос, «кто он и откуда», стали откровеннее и заметили, что, «между нами говоря», Николая Николаевича надо остерегаться, ибо он тяжелый человек.

— Требует очень, с ним никто не мог сработаться, — сказала Зина.

— Я сама работала, — подтвердила Клава, — я помню, как он однажды меня до девяти вечера задержал. Ты, как твое время истекло, сразу

уходи. А я не выдержала, перешла к Алексею Ивановичу. (Алексей Иванович был тоже старший научный сотрудник, работавший в другой комнате.)

Девушки были очень милые, и Виктор поблагодарил их за предупреждение.

День ему показался уж очень длинным. Теперь только до него дошло, почему мама приходит вечером такая усталая. Впрочем, работа ему пока нравилась. Все здесь было ново, занимательно и непонятно.

Между прочим, выяснилось, что Клава учится в вечернем техникуме, а Зина на заочном отделении института. После этого Виктор перестал «вскользь упоминать», что он, мол, окончил десятилетку. В лаборатории учились все. Даже пятидесятилетний слесарь Аким Васильевич, мастер на все руки, занимался в пятом классе вечерней школы. По-видимому, учеба давалась ему трудно. Уже на второй день он попросил Виктора помочь решить ему задачку.

* * *

Каждый день Виктора будит мать, и он, наскоро позавтракав и захватив с собой килограмм различной провизии, выходит из дому.

В метро много знакомых лиц. У проходной завода очередь. Боязливо косясь на стрелку часов, стоящую почти на восьми, Виктор врывается во двор. Первые десять минут уходят на взаимные приветствия, и хотя он работает недавно, ему тридцать раз приходится произносить традиционное «здравствуйте». Сначала это ему нравится, потом надоедает, и он пускается на хитрость: выждет, пока в одном месте соберется несколько человек, и тогда уже говорит: «Здравствуйте!» Отвечают хором.

Сегодня начальник показывает ему вакуумную установку. Николай Николаевич строго придерживается регламента: ровно десять минут он запугивает Виктора током высокого напряжения (после чего тот инстинктивно отодвигается метра на два от аппарата); следующие двадцать минут начальник посвящает арифметике, складывая стоимость установки и различных ее частей; здесь же вспоминается, сколько денег и труда стоил ему этот аппарат. Потом Николай Николаевич задает вопрос: что будет, если Виктор все испортит?

Виктор забивается в угол и старается не смотреть в сторону аппарата.

Добившись такого эффекта, начальник незаметно улыбается в усы и переходит к демонстрации приборов в действии.

— Включите ток — там, в соседней комнате, кнопка!

Виктор идет в соседнюю комнату, находит несколько кнопок. Подчиняясь властному окрику: «Включайте же наконец!» — он нажимает крайнюю.

Ай! Рядом с ним какой-то незаметный доселе ящик начинает дергаться, из него летят брызги масла. Из комнаты слышится вопль:

— Зачем вы включили форвакуумный насос?

* * *

Виктор

натолкнулся на Зину и выбил из ее рук мензурку. Потом он зацепил ногой провод, и счетчик рухнул со стола прямо на голову Гены, который возился с проводом и поэтому сидел на корточках. Теперь при виде Виктора Гена испуганно прикрывает руками приборы и следит за ним настороженными глазами; Зина же шарахается в другую сторону и осторожно, боком, обходит его, стараясь держаться ближе к стене.

* * *

— Виктор, зачем ты берешь эту колбу?

— Нужна Николаю Николаевичу.

— Для чего?

— Мне надо принести ацетона!

— Ацетона? Туда? — Голос Клавы достигает высшей точки иронии и язвительности. — Может быть, еще бензина или серной кислоты?!

— А что, разве лопнет стекло?

— Мы из нее чай пьем, а он хочет налить ацетона!

* * *

— Юра… то есть Виктор (до него лаборантом был Юра, и начальник путает)! Виктор, принесите адскую машину!

— Ка-ак??

…Ничего страшного не происходит. Адская машина оказывается безобидным цилиндром, где сушат колбы.

* * *

У начальника странная манера говорить вслух с самим собой. Сидит-сидит, пишет, потом вдруг: «Правильно!», «Вот-вот!», «Так его!» — или еще что-нибудь скажет. А то вскочит, снимет очки, пробежится по комнате и бодрым голосом прокричит:

— Так!..

Виктор поднимет глаза, ожидая приказаний, но начальник взглянет поверх него и вновь усаживается на прежнее место.

Приносят новые образцы. Их закладывают вместо старых, а старые Николай Николаевич берет к себе и начинает над ними колдовать.

Виктор в это время сидит и следит за правильной работой приборов. Он несколько дней уже наблюдает за начальником и делает вывод, что вся сухость Николая Николаевича, о которой говорили ему девушки, происходит оттого, что он страшно любит эти приборы. Виктор однажды видел, как нежно начальник сам протирал металлические части аппарата, как он похлопывал аппарат по корпусу и говорил: «Давай, старушка». Вчера Виктору досталось за то, что на аппарате была пыль. Когда же ему было успеть, если он целый день шлифовал какие-то пластинки?! Но начальнику нет никакого дела, Ни одной пылинки не должно быть.

Еще он заметил, что настроение Николая Николаевича подчиняется следующему графику: утром оно хорошее только в том случае, если его навестила Преображенская, доктор технических наук, заведующая всем сектором. Но перед обедом начальник неизменно пребывал в отличном расположении духа. Часам к трем настроение резко ухудшалось и еле-еле выравнивалось к концу дня.

Обед начинался в час дня, но уже задолго до этого девушки опустошали половину своих продовольственных запасов, прикрываясь для приличия учебником «Общей химии» или журналом для записи полученных образцов. С гудком Гена убегал в магазин и появлялся, нагруженный разнообразной провизией. Зина приносила два чайника.