Идущий впереди
Шрифт:
Но в конструкторский цех Виктор всегда входил с некоторым трепетом…
После первого собрания комсомольской группы Виктор шутил с девушками:
— Мои таланты нашли полное признание и одобрение в лабораториях.
Девушки же с некоторого времени прозвали его «укротителем тигры», то есть Николая Николаевича, и с видимым удовольствием подсчитывали, сколько раз в день ему звонила Аля. Словом, Виктор чувствовал себя на работе как «в своей тарелке», но конструкторский цех…
Сам завод был довольно маленький, а конструкторский цех большой. Объясняли это Виктору тем, что главное — конструкторский цех, а завод
Этот огромный светлый зал, занимающий почти весь третий этаж, уставленный чертежными досками, где через столы тянулись шнуры телефонов, где работало много девушек-копировщиц и где в обеденные перерывы играли в пинг-понг, казался ему особым миром. Даже люди там были иные: веселые, остроумные, общительные.
Ему особенно нравился один высокий инженер, чертами лица напоминающий Олега Колманова, но в лучшем издании. Он слышал однажды, как, выходя из буфета, инженер сказал своему собеседнику:
— Самая интересная сейчас проблема — постановка таракана на гусеничный ход.
Фраза страшно понравилась Виктору. Он спросил у Али, кто это. Аля усмехнулась:
— Это Баранов. Поступил в этом году в заочную аспирантуру. Тебе он понравился?
Виктор честно признался и, поймав взгляд, которым Аля провожала Баранова, почувствовал себя совсем маленьким и незначительным…
Раз Виктор поднялся в цех, вежливо поздоровался с секретаршей заместителя директора и хотел было к ней обратиться. Но секретарша даже не заметила его, так как в это время к ней подсел Баранов. Виктор переминался с ноги на ногу, не решаясь прервать их беседу, хотя разговор шел о пустяках, а Виктору требовалась всего лишь подпись. И тут он заметил на стенке прикрепленный кнопками листок, на котором было объявление о начале шахматного турнира. Там же указывалось, что запись производит Баранов. Виктор прочел объявление два раза и, дождавшись конца разговора, попросил Баранова записать его. Баранов смерил Виктора взглядом, но без какого-либо превосходства, скорее с любопытством.
— Вы давно у нас работаете?
— Нет.
— А я-то смотрю, что у нас за шикарный парень появился!
Затем Баранов спросил, где работает Виктор, и, узнав, что с Николаем Николаевичем, улыбнулся.
— Так вот он какой, «укротитель тигры». — И вдруг неожиданно задал вопрос: — Если вы сразу проиграете три партии, вы не бросите турнир? — И, обращаясь к секретарше, добавил: — А то все метят в Наполеоны. Всем первое место. Ведь турнир фактически на первенство завода. А как проигрыш, сразу «мне некогда, жена и дети…» У вас еще их нет?
Последние слова относились к Виктору.
— Я буду играть, даже если проиграю все.
— Похвально. Итак, нас теперь девять человек. Семь из конструкторского, Володин — это начальник первого цеха — и вы. Через два дня первый тур. Играем здесь.
«Самое хорошее, что я буду бывать с этими людьми, — думал Виктор, возвращаясь в лабораторию. — Надо узнать их ближе…»
То, что он будет вот так же, как Баранов, работать здесь конструктором, не вызывало у Подгурского никаких сомнений.
И вот он играет первую партию. Его противник, вытерев лысину и очки, с недовольным видом смотрит на фигуры.
«Что ему не нравится? —
Противник просит другие шахматы. Ему отвечают, что все заняты.
Подгурский играет белыми. Он испытывает во всем теле легкую дрожь. В первые три хода он сразу жертвует две пешки. Северный гамбит… Как ответит его противник?
Но тот вдруг сорвался с места и с криком: «Иван Петрович!» — скрылся в кабинете заместителя директора. Вернулся он через несколько минут и, вновь пустив в ход платок, пожаловался: «Запарился совсем».
Подошли два человека, взглянули на партию, но не ради интереса, а так, ради вежливости, и тут же заговорили о партии Акимова с Барановым. Из разговора Виктор понял, что это самые сильные игроки.
Между тем партия шла своим чередом. У черных материальное преимущество, у белых атака. Атака постепенно угасала. Виктор надолго задумался и, решив продолжать атаку, вывел вперед ладью. «Только вперед, только атаковать», — решил он. Ход за ходом нажим белых усиливался. Черные делали вынужденные ходы. Через час все было кончено. В турнирной таблице у Подгурского появилась единица. Противник качал головой, жаловался, что просмотрел простейшую комбинацию (хотя она уже ничего не решала), и так сокрушался, что Виктору стало неудобно.
Участники турнира и болельщики были возбуждены и обсуждали важное событие: Акимов сыграл вничью с Барановым…
Теперь Виктор решил только выигрывать. Вторая партия была очень упорная и длинная и закончилась к девяти часам вечера. Лишняя пешка Подгурского решила все дело. И когда противник сдался, Виктор прошептал про себя: «Так-то, Нина!»
XX. КОГДА РУГАЮТСЯ ДВОРНИКИ
Нина возвращалась одна из института. Она только что вышла из проходной и шла вдоль забора, машинально отсчитывая, сколько железных прутьев от столба до столба. Одиночество, как сказал кто-то из математиков, полезно для человека. Неожиданно сзади послышалось сопение, и вынырнувшая из темноты фигура в коротком полушубке произнесла голосом Ратновского:
Уходит день минута за минутой, Пустеют коридоры института, И ты впервые после института Одна по темным улицам идешь…Но на этом месте фигура поскользнулась и довольно плавно, всего лишь два раза взмахнув чемоданчиком, плюхнулась на снег.
— Ну вот, всегда так, — сказал, вставая и отряхиваясь, Ратновский, — сочинил такую красивую элегию и в самый торжественный момент… Ты чего не с девчонками?
— Сегодня просто не захотелось.
— А со мной?
— С тобой?.. Скажи, Валя, почему ты в последнее время сам бежишь от меня?
— Я? Шутишь! И потом, чего приставать к замужним дамам?
Последние слова Ратновский произнес совершенно другим тоном, и Нина пристально всмотрелась в его искривленное усмешкой лицо.
— Во-первых, я не замужем.
— Ну, скоро будешь.
— Почему? — спросила Нина после некоторого молчания, решив, что иронизировать над его преследованием «замужних дам» и стихами она успеет несколько позднее.