Иерусалимские гарики

Губерман Игорь Миронович

Зачем болишь, душа? Устала?Спешишь к истоку всех начал?Бутылка дней пустее стала,но и напиток покрепчал.Я смолоду любил азарт и глупость,был формой сочен грех и содержанием,спасительная старческая скупостьзакат мой оградила воздержанием.Слабеет жизненный азарт,ужалось время, и похоже,что десять лет тому назадя на пятнадцать был моложе. Мой

век почти что на исходеи душу мне слегка смущает,что растворение в природеее нисколько не прельщает.Наступила в душе моей фазаупрощения жизненной драмы:я у дамы боюсь не отказа,а боюсь я согласия дамы.Так быстро проносилось бытие,так шустро я гулял и ликовал,что будущее светлое своеоднажды незаметно миновал.В минувшее куда ни оглянусь,куда ни попаду случайным взором –исчезли все обиды, боль и гнусь,и венчик золотится над позором. Мне жалко иногда, что время вспятьне движется над замершим пространством:я прежние все глупости опятьпроделал бы с осознанным упрямством.Я беден – это глупо и обидно,по возрасту богатым быть пора,но с возрастом сбывается, как видно,напутствие "ни пуха, ни пера".Сегодня день был сух и светели полон ясной синевой,и вдруг я к вечеру заметил,что существую и живой. У старости душа настороже;еще я в силах жить и в силах петь,еще всего хочу я, но уже –слабее, чем хотелось бы хотеть.Овеян скорым расставанием,живу без лишних упованийи наслаждаюсь остываниемзолы былых очарований.Безоглядно, отважно и шалосовершала душа бытиеи настолько уже поветшала,что слеза обжигает ее.Живу я, смерти не боясь,и душу страхом не смущаю;земли, меня и неба связья неразрывно ощущаю. Сойдя на станции конечной,мы вдруг обрадуемся издали,что мы вдоль жизни скоротечнойсовсем не зря усердно брызгали.Смотрю спокойно и бесстрастно:светлее уголь, снег темней,когда-то все мне было ясно,но я, к несчастью, стал умней.Свободу от страстей и заблужденийнесут нам остывания года,но также и отменных наслажденийотныне

я лишаюсь навсегда. Есть одна небольшая примета,что мы все-таки жили не зря:у закатного нашего светазанимает оттенки заря.Увы, всему на свете есть предел:облез фасад и высохли стропила;в автобусе на девку поглядел,она мне молча место уступила.Не надо ждать ни правды, ни моралиот лысых и седых историй пьяных,какие незабудки мы срывалина тех незабываемых полянах. Приближается время прощания,перехода обратно в потемкии пустого, как тень, обещания,что тебя не забудут потомки.Я изменяюсь незаметнои не грущу, что невозвратно,я раньше дам любил конкретно,теперь я их люблю абстрактно.Осенние пятна на солнечном диске,осенняя глушь разговора,и листья летят, как от Бога запискипро то, что увидимся скоро. Чую вдруг душой оцепеневшейскорость сокращающихся дней;чем осталось будущего меньше,тем оно тревожит нас больней.Загрустили друзья, заскучали,сонно плещутся вялые флаги,ибо в мудрости много печали,а они поумнели, бедняги.Не знаю, каков наш удел впереди,но здесь наша участь видна:мы с жизнью выходим один на одини нас побеждает она. Опять с утра я глажу взглядомвсе, что знакомо и любимо,а смерть повсюду ходит рядоми каждый день проходит мимо.Я рос когда-то вверх, судьбу моля,чтоб вырасти сильнее и прямей,теперь меня зовет к себе земля,и горблюсь я, прислушиваясь к ней.Все-все-все, что здоровью противно,делал я под небесным покровом;но теперь я лечусь так активно,что умру совершенно здоровым. Умирать без обиды и жалости,в никуда обретая билет,надо с чувством приятной усталостиот не зря испарившихся лет.Бесполезны уловки ученостии не стоит кишеть, мельтеша;предназначенный круг обреченностизавершит и погаснет душа.Наш путь извилист, но не вечен,в конце у всех – один вокзал;иных уж нет, а тех долечим,как доктор доктору сказал.