Иерусалимские гарики

Губерман Игорь Миронович

Гуляка, прощелыга и балбес,к возвышенному был я слеп и глух,друзья мои – глумливый русский беси ереси еврейской шалый дух.Никого научить не хочуя сухой правоте безразличной,ибо собственный разум точуна хронической глупости личной.Души моей ваянию и зодчествуполезны и тоска и неуют;большой специалист по одиночеству,я знаю, с

чем едят его и пьют. Что угодно с неподдельным огнемя отстаиваю в споре крутом,ибо только настояв на своем,понимаю, что стоял не на том.Среди уже несчетных днейпри людях и наединезапомнил я всего сильнейслова, не сказанные мне.Судьба моя стоит на перекресткеи смотрит, как нахохленная птица;отпетой и заядлой вертихвосткев покое не сидится и не спится. Не рос я ни Сократом, ни Спинозой,а рос я – огорчением родителей.и сделался докучливой занозойв заду у моралистом и блюстителей.Стал я слишком поздно понимать,как бы пригодилось мне умениежаловаться, плакать и стонать,радуя общественное мнение.Живя в душном равновесиии непреклонном своеволии,меж эйфории и депрессиидержусь высокой меланхолии. Мне с самим собой любую встречустало тяжело переносить:в зеркале себя едва замечу –хочется автограф попросить.От метаний, блужданий, сумбурности –дарит возраст покой постоянства,и на черепе холм авантюрностиужимается в шишку мещанства.Ни мысли нет, ни сил, ни денег.и ночь, и с куревом беда.А после смерти душу денетГосподь неведомо куда. Успех мой в этой жизни так умерен,что вряд ли она слишком удалась,но будущий мой жребий – я уверен –прекрасен, как мечта, что не сбылась

4

В любви прекрасны и томление,и апогей и утомление

Природа тянет нас на ложе,судьба об этом же хлопочет,мужик без бабы жить не может,а баба – может, но не хочет. Мы счастье в мире умножаем(а злу – позор и панихида),мы смерти дерзко возражаем,творя обряд продленья вида.В любви на равных ум и сила,душевной требуют сноровкизатеи

пластики и пыла,любви блаженные уловки.В политике – тайфун, торнадо, вьюга,метель и ожиданье рукопашной;смотреть, как раздевается подруга,на фоне этом радостно и страшно. Люблю, с друзьями стол деля,поймать тот миг, на миг очнувшись,когда окрестная землясобралась плыть, слегка качнувшись.Едва смежает сон твои ресницы –ты мечешься, волнуешься, кипишь,а что тебе на самом деле снится,я знаю, ибо знаю, с кем ты спишь.Есть женщины, познавшие с печалью,что проще уступить, чем отказаться,они к себе мужчин пускают в спальнюиз жалости и чтобы отвязаться. Он даму держал на коленяхи тяжко дышалось ему,есть женщины в русских селеньях –не по плечу одному.Мы пружины не знаем свои,мы не ведаем, чем дорожить,а минуты вчерашней любвипомогают нам день пережить.И дух и плоть у дам играют,когда посплетничать зайдя,они подруг перебирают,гавно сиропом разводя.Встречаясь с дамой тет-а-тет,теряешь к даме пиетет. Мужик тугим узлом совьется,но если пламя в нем клокочет –всегда от женщины добьетсятого, что женщина захочет.Я не люблю провинциалок –жеманных жестов, постных лиц;от вялых страхов сух и жалоклюбовный их Аустерлиц.Мы заняты делом отличным,нас тешит и греет оно,и ангел на доме публичномзавистливо смотрит в окно.Блажен, кому достался мудрый разум,такому все легко и задарма,а нам осталась радость, что ни разуне мучались от горя и ума. В силу разных невнятных причин,вопреки и хуле и насмешкеочень женщины любят мужчин,равнодушных к успеху и спешке.С каждым годом жить мне интересней,прочно мой фундамент в почву врыт,каждый день я радуюсь от песни,что пора, и стол уже накрыт.Чисто элегическое духа ощущениемы в конце недели рюмкой лечим,истинно трагическое мироощущениетребует бутылки каждый вечер.