Игра на Цезаря

Саринова Елена

– От кого?

– От моего мужа… Скажи: что остается тому, кто обречен на глухоту и темень вокруг? Да, он только дышит и вдыхает. Запах леденцовых деревьев. Он его уловил через воздушную отдушину из погреба. И смог дотянуться до меня. Без всякой магии. Просто, дотянуться во сне… А я… скобан. Ну, разве можно быть такой скобан?!

– Агата, прекрати.

– Что именно, Эрик? Ошибка за ошибкой. Ошибка за ошибкой. Бывший рыцарь Прокурата, логик-аналитик.

– Ошибки мы все делаем. Я тоже был не на высоте, – скривился вдаль парень. – Но, если сравнивать наш с тобой «исходник» на старте в Доме выскочек и сегодняшний промежуточный результат,

то, картина не так уж и… в общем, будет что моему начальнику потом рассказать… Ну, надо же. «Ориентировка по сну».

– Ага, – улыбнулась я.

– А я и в правду, тебе верю. И, знаешь, почему?

– Почему?

– Он, на самом деле всегда тебя чувствует. На расстоянии. Даже через две страны. Когда тебе плохо и когда хорошо. Помнишь, ты три года назад ногу на болоте ломала?

Я распахнула рот:

– А ты…

– А вот, – оскалился в ответ Эрик. – Это он мне рассказал. Правда, в сильном хмелю. И только лишь через два года нашей совместной службы… Да я сам с ним туда просился.

– Куда?

– В вашу Бередню. А он сказал, что «это только его дело». И всё.

– «И всё», – эхом повторила я. – А знаешь… чего я сейчас хочу?

– Чего? – развернулся ко мне рыцарь.

– Не в жизнь не поверишь. Я сама себе не верю: холодного сочного сладкого огромного арбуза. Такого, чтоб стекал дорожками по шее и семечки обязательно в сахарных гнездах… Эрик, завтра – тяжелый день. Давай сегодня устроим себе «Вечер арбуза»?

– На Брехливом развале.

– Что?

– Самые лучшие арбузы в столице – только там, – и подскочив с земли, протянул мне руку. – Вставай, Агата, пошли…

И всё теперь у меня будет хорошо. Потому что, по-другому… Потому что все свои права на ошибки я уже исчерпала. Сполна…

– Доча, что у вас стряслось с утра?!

Тысь моя майка. И как я забыла про все свои утренние обстоятельства «побега»? И если б вспомнила, то сюда бы – только после того, как…

– Уф-ф…Тетя Гортензия, Нинон, папа, Варя, всем – добрый вечер. Мама – всё нормально. А мы с Эриком арбуз купили. Что-то так, вдруг, его захотелось. Эрик, заходи. Не бойся. И заноси.

– Здравствуйте.

– Тысь моя… майка.

– Мама, ты чего?

Родительница, переведя взгляд с арбуза в вытянутых руках рыцаря ко мне, охнула и осела на свой прежний стул.

– Катаржина?

– Ой, Людвиг, по-молчи… Агаточка, доча, это я во всем виновата.

– Мама, а что у вас-то тут «стряслось»? – подбоченилась я.

– Доча… из головы вылетело. Забылось. Не учла, – пролепетала она и, набрала воздуха в грудь. – В общем, доча, ты у нас… беременная! Эта твоя прихоть, она – родовая через поколение. Вот.

Хр-рясь! За моей спиной раскололся на полу самый большой на Брехливом столичном развале и самый вожделенно вкусный арбуз…

ГЛАВА 9

«Тяжелая госпожа». «Ш-шиви долго и ш-щастливо, тяш-шёлая госпош-ша», – именно так сказал мне Фрук в самый последний момент прощания на крыльце. Но, дело здесь не в словесном обороте (весьма пафосном для сущности без штанов), а в смысле самого обращения. Фрук меня попросту «вычислил», как может лишь одна нечисть другую, всегда точно характеризуя ее эмоциональную и телесную оболочку. И забросил тем ранним утром мне в душу надежду. Глубоко-глубоко, на самое донышко.

– Я… «тяжелая госпожа», уф-ф, – подняв к небу глаза, я их и вовсе закрыла. Зажмурилась… И зевнула…

Это утро на прежние не походило

даже отдаленно. Когда просыпаешься и вскакиваешь, останавливая в голове раскрученное за ночь «мыслительное колесо». Чтобы через несколько минут вновь его запустить. На целый день и так день за днем. Нет, это утро было совершенно другим… Я сегодня спать совсем не ложилась. И если вернуть «мысле-образы» обратно…

Сонный господин Блинов, наш семейный мудрый лекарь с Яблоневой улицы, три … Нет, если начинать с арбузного «хр-рясь!» об пол, первыми были ошарашенные лица семьи. Мои подкосившиеся в коленях ноги, потом – массовое впадение в «детскую ностальгическую тему» под ужин с остатками арбуза и мамин боевой клич: «Надо немедленно все перепроверить! Доча – собирайся и за мной!», а уж потом наш семейный лекарь. Мы его нещадно подняли с теплой койки в половине первого ночи. А разбудили уже чуть позже, вместе с магическим зрением и пониманием «что за радость его в ближайшие девять месяцев ждет». Это я исключительно про себя сейчас, как наследницу нашей «родовой патологии». Хотя диагноз мне подобный уже другой «мудрый лекарь» ставил – прокуратский господин Дучи. Да там о профпатологии речь шла. Здесь же намечалась совсем иная напасть:

– Ну-у… Я-я…

– Ах, говорите, Пантелеймон, не стесняйтесь, – сусликом замерла у края ширмы мама. – Мы ведь с этим уже веками живем. А ты, доча, пока с кушетки не слазь. Мало ли.

– Агата, одевайтесь, – глянул лекарь на меня, как на алантский катаклизм, вполне уже бодро. – Я что сказать вам, дамы, хотел…

– Мужайтесь? – натягивая туфлю, внесла я предположение.

Мама всплеснула руками. Господин Блинов потянул орлиным носом:

– Да нет. Что касается первичного осмотра, факт беременности не вызывает у меня никаких сомнений. Поздравляю вас от души. Есть лишь вопросы по ее течению. А вот здесь мне самому нужна консультация… – и скосился на мой, пока плоский, живот. – Да. Со своим… ученым коллегой.

– Не из Прокурата, случайно?

– Нет, Агата. Из ладменского Совета магов. Я надеюсь, вы – не против?

– Нет! – уверила его мама.

Я – скромно дернула плечом.

– Вот и отлично! Тогда завтра в шесть вечера жду вас, Агата, у себя! – и всем своим тощим видом показал полное торжество медицины над любыми «родовыми патологиями» в мире. А я вот, глядя на него, решила сама себе дать небольшую фору (на осмысление). На что всю оставшуюся ночь и убила, встретив рассвет в мутном окне дедовской большой библиотеки… И что же в итоге узнала…

Во-первых, из того, с чем «уже веками живем». И здесь сделала первое открытие, касающееся «истока» нашей родовой патологии. Еще из предтечья, как оказалось. Нашлась одна книженция в библиотеке у деда, с наложенным на нее знаком сохранности (на него я у стеллажа и замерла). Датируется 1678 годом от Христова Рождества и написана целиком на исходном английском. Стихи и фольклорная проза, однако, собранная из одного места в Англии – графства Корнуолл. Глухомань, судя по нескольким эпосам, еще та, но общей их темой – «хранители местных традиций, страшные и справедливые беролаки». Медведи-оборотни, кроме своей охранной службы, вступающие в регулярную связь с девами из ближних деревень. Приплод, как апофеоз оной, рождался, естественно тоже беролаком. И теперь не во вред будет вспомнить присказку моего деда в адрес моей же бабушки: «Корнуольский беролак, он только с виду пушистый»… А я все думала, это порода кроликов такая… Что же касается «во-вторых»…