Игра на двоих
Шрифт:
Длинные тонкие пальцы летали по черно-белым клавишам, почти не касаясь их. Однако сила звука, исходящего из самых недр инструмента, не оставляла сомнений в том, с какой страстью играл мужчина, пусть это и не было заметно на первый взгляд.
Стоило мне прислушаться и поймать ритм, как в плен попала и я. Весь мир перестал существовать. Осталась лишь музыка. Она окутывала собой все, до чего могла дотянуться. Всех, кого могла тронуть. Каждого, кто готов был слушать и слышать ее и следовать за ней. Высокие ноты сменяли низкие, мажорная мелодия приходила на
Даже когда ментор закончил, его руки так и продолжали покоиться на затихших клавишах, словно не желая разрывать священную связь, возникшую между инструментом и музыкантом. Я так же тихо подошла, присела рядом и молча взглянула на мужчину. В его глазах читалась тревога. Он выглядел как никогда уязвимым.
– Это мой секрет, - прошептал мужчина, не отрывая взгляда от собственных рук.
– Я сохраню его, - тоже шепотом ответила я, опустив глаза и кончиком пальца коснувшись белой клавиши, блестевшей в свете настольной лампы. Приятный звук - глубокий и насыщенный. Подумав пару секунд, я добавила:
– При одном условии.
Темно-серые глаза уставились на меня, а светлые брови взлетели вверх.
– Ты научишь меня.
По лицу ментора пробежала тень удовольствия.
– Я уже перестал надеяться, что ты попросишь меня о чем-то. Что сама проявишь интерес.
– Могу передумать, - предупредила я.
Ментор засмеялся, прижал подопечную к себе и ответил:
– Конечно, детка. Я же обещал научить тебя всему, что знаю сам.
Я снова посмотрела на него, но на тот раз не смогла отвести взгляд так скоро, надеясь поймать и запомнить каждое из чувств, отражавшихся в серых глазах. Слегка наклонившись, Хеймитч коснулся моих губ, но быстро отстранился и продолжил играть. Как всегда. Единственное, что изменилось - мелодия стала более эмоциональной и гармоничной.
Его прикосновения столь мимолетны, что порой я даже не успеваю ответить. Хеймитч не так уж часто позволяет себе переходить определенную черту, боясь, по его же собственным словам, потерять контроль над собой. Но мне не страшно. И чем реже такие моменты, тем ценнее для меня каждый из них.
Той ночью в лесу Хеймитч сказал, что не хочет спешить. Игры закончились, нам ничто не угрожает. Боюсь, ты не прав, ментор. Сам ведь повторяешь, что Арена - это только начало. Что те, кого Капитолий заключает в своих объятия, остаются в них навсегда. Я не решилась возразить ему, понимая, что все его слова - не более, чем попытка успокоить подопечную, не допустить появления новых страхов и, как следствие, кошмаров.
Теперь мы еще реже выходим из дома. На улице все холоднее, зима вступила в свои законные права, окутав весь Дистрикт ледяным покровом. Но мы не замерзаем: нас согревает огонь в камине и бессонные ночи, проведенные за книгами или старым инструментом.
Снова ловлю себя на мысли о том, как плохо знаю Хеймитча: он оказывается удивительно многогранной личностью.
– Я все время открываю в тебе что-то новое. Сколько еще тайн ты скрываешь?
– порой в шутку спрашиваю я.
– Бесконечность, детка, - каждый раз повторяет ментор.
– И она готова раскрыться только перед тобой.
Он
Ментор все же учит меня играть на фортепиано. Ему неинтересна теория, а потому, только он замечает меня в библиотеке с учебником в руках, как пыльная книга летит обратно на полку, а я возвращаюсь в кабинет, чтобы осваивать нотную грамоту на практике.
Считается, что у каждого Победителя есть увлечение - дело, которому он с удовольствием посвящает освободившееся от учебы или работы время. Эффи прислала целый список занятий, которые, по ее мнению, я просто обязана попробовать. К несчастью, эта кипа бумаги толщиной с учебник истории древних времен первым делом попала в руки Хеймитча. А оттуда, как уже можно догадаться, - прямиком в камин. “Тебе это явно не понравится”, - ответил он, поймав мой вопросительный взгляд.
– “Ты в состоянии самостоятельно решить, чем хочешь заниматься”. Все правильно, ментор. Тем более, я уже нашла то, что искала. Моим увлечением стала музыка. Не факт, что у меня появится желание обсуждать это с Цезарем во время интервью, но ведь всегда можно слегка приукрасить действительность и выдумать что-то новое?
А вот музыка оказалась не только приятным времяпрепровождением, но и полезным навыком. Иногда нам с Хеймитчем не нужно слов, чтобы понять настроение друг друга: достаточно лишь подойти к инструменту, откинуть тяжелую полированную крышку и сыграть несколько нот.
Пока ментора нет рядом, я с интересом изучаю старинные нотные тетради. Мне удается найти несколько пьес, написанных еще в древние времена и сохраненных нашими предками, но пока это слишком сложно для меня. И я начинаю экспериментировать. Воскрешая в памяти любимые мелодии, я стараюсь обратить их в ноты и дать им новую жизнь.
Это не только музыка Дистрикта. Это незатейливые песни, которые пел для меня отец всего несколько лет назад. Свист соек-пересмешниц. Звуки природы - дуновение ветра, шорох травы на склоне, шелест листьев в лесу, плеск воды в озере. Печальный вой волка в полнолуние. Голос ментора. Все, что я когда-либо слышала. Звуки, сопровождавшие меня все эти годы. Со временем мелодии становятся все сложнее, а в голове почти постоянно звучит музыка, отражая то или иное настроение, мысли, чувства. Все, что происходит вокруг.
– Ученица превзошла своего учителя, - с улыбкой произносит Хеймитч, когда узнает о подобных упражнениях.
Я недоверчиво усмехаюсь в ответ, на что он шутливо рявкает:
– Я уже говорил: ты слишком понятливая и шустрая!
– Не отставай, ментор, - мой игривый тон заставляет его добродушно рассмеяться. Он подходит ближе и треплет меня по волосам. Я оборачиваюсь, обнимаю мужчину за шею и притягиваю к себе. Он не пытается сопротивляться. Наши лица все ближе друг другу. Но в последний момент я слегка отталкиваю его, отворачиваюсь и продолжаю играть. Хеймитч становится перед инструментом, опирается на отполированную поверхность цвета антрацита и лукаво улыбается. Я бросаю на него мимолетный взгляд и отвечаю на улыбку.