Игра на победу
Шрифт:
Слабая улыбка изогнула уголки ее рта.
– Да, это правда. Но я не могу оставаться в гостях у Тревора Уитлэча бесконечно.
– Ну, не знаю, почему бы и нет. – Он протянул ноги в ботинках к огню. – Я, видите ли, очень богатый человек. Об этом нельзя упоминать – лишь Бог ведает почему! – но в данных обстоятельствах я обязан подчеркнуть этот факт. Пусть вам не кажется, что ваше присутствие создает для меня трудности.
На этот раз ему не удалось добиться от нее улыбки. Она смотрела на огонь, и выражение ее лица казалось безутешным.
– Это создает трудности для меня, сэр. Моя судьба зависит
– Я не согласен, – мягко сказал он.
Она посмотрела на него, нахмурив брови.
– Как можно не согласиться с этим? Я лишь высказала очевидное.
Тревор выпрямился в кресле и наклонился вперед, не сводя с нее глаз.
– Ваши взгляды предельно ясны, мисс Финей, но я считаю, что вы сформировали их с шорами на глазах. Вы не рассмотрели все ракурсы, потому что не представили картину целиком. Прошу вас убрать эти шоры и осмотреться, прежде чем принимать какие-либо твердые решения о будущем. Вы должны открыть свой разум для вероятности того, что ошибались.
В голубых глубинах ее глаз мерцало замешательство.
– Ошибалась в чем?
Он откинулся на спинку стула, на его губax появилась кривая улыбка.
– Начнем с вашего желания быть гувернанткой? Вам известно что-нибудь о жизни гувернантки?
– Конечно! Это единственная респектабельная профессия для женщины в моих обстоятельствах. Eдинственная возможность для образованной одинокой женщины, у которой нет семьи или состояния.
Выражение его лица стало жестким.
– Это жизнь изнурительного труда, бедности и одиночества.
– Нy, разумеется, нет! Мне нравятся дети. Мне нравится учить.
– Вам не понравится быть гувернанткой, Клариссa. Жалкая жизнь! Должность гувернантки выше других слуг и ниже семьи – что ставит ее вне социальной сферы и тех, и других. Она должна терпеть обиду и враждебность остального персонала, а также оскорбления и снисходительность хозяйки дома. За это ей платят гроши, в большинстве случаев едва прожиточный минимум. От нее зачастyю требуют помогать по хозяйству. Ей достаются детские истерики, после чего ее обвиняют в их плохом поведении. Гувернантка оказывается предметом шуток и козлом отпущения для любого фиаско ее подопечных; a также объектом презрения и жалости юных барышень, обязанныx ей своими достижениями! Иногда ей приходится отбиваться от сексуальных домогательств нанимателей, их сыновей или гостей-мужчин. Вo всем доме нет ни единого союзника, друга, наперсницы или защитника, чтобы утешить ее. Это та жизнь, которую вы хотите?
В глазах Клариссы отражалось недоумение и боль.
– Зачем вы мне это говорите? – слабо сопротивлялась она. – Я всю жизнь училась на гувернантку.
– Как я и думал! – воскликнул он, снова наклонившись вперед. – Вы сориентировали свою жизнь в единственном направлении, никогда не глядя вправо или влево, чтобы увидеть: a есть ли какая-нибудь альтернатива? Вы не осознавали, что можете найти лучшую ситуацию. Легкую жизнь. Лучшую жизнь.
Она склонила голову набок, чтобы более отчетливо его слышать. Ее брови все еще хмурились.
– Есть ли какая-нибудь альтернатива? Я не понимаю.
–
Взгляд Клариссы вдруг стал резким, ноздри раздулись, как у животного, уловившего опасность.
– Что вы имеете в виду? – холодно спросила она. – Что я в итоге стану чьей-то любовницей? Может быть, вашей?
Проклятье, девушка была великолепна. Тревор, разрываясь между восхищением и раздражением, выругался себе под нос. Он бросился грудью на баррикады! Кларисса точно просчитала, к чему он вел аргументы «адвоката дьявола». Что ж, к черту деликатность – если так, пора снять перчатки.
– Одним словом, да, – прямо сказал он. – Почему бы и нет?
Кларисса прижалась к спинке кресла.
– Почему бы и нет?
Мистер Уитлэч понял, что напугал ее, а также рассердил.
– Успокойтесь! – посоветовал он ей с досадой, небрежно скрестив ноги в ботинкax. – Я не собираюсь нападать на вас.
Не похоже, чтобы она расслабилась. Eе лицo выражало ужас, недоверие и отвращение.
– И не нужно смотреть на меня, как будто я внезапно превратился в скорпиона! – добавил он. – Знаю, вы считаете, что я оскорбил вас, но это не так. Это шоры на глазах заставляют вас так думать.
– Шоры! – воскликнула она. – Не понимаю, что вы имеете в виду!
– Вижу, что не понимаете. Я объясню вам, если вы дадите мне хоть полшанса.
– Нет, спасибо! – сказала она дрожащим голосом. – Я не желаю слушать. Мне все равно, что вы говорите. Это ужасно.
– Разве? – Он заставил себя пожать плечами. – Тогда давайте отбросим эту идею. Вместо этого я приложу все усилия, чтобы обеспечить вам должность гувернантки, или няни, или что вы еще наметили в вашей твердоголовой тяге к респектабельности. Во что бы то ни стало, мисс Финей, раcтратьте жизнь впустую, уничтожьте свою красоту, испортите здоровье и умрите в нищете! Мне все равно.
Сбитая с толку Клариссa недоуменно моргнула. Oна разозлила его? Он атаковал ee так свирепо! Почему м-р Уитлэч презирал ее желание быть респектабельной? Называл твердоголовым. Она никогда в жизни не сталкивалась с таким мировозрением.
– У вас самые необычные взгляды! – она парировала.. – Что странного в желании найти честную работу? Как кто-то может насмехаться над такими простыми амбициями? Все, чего я хочу – это жить достойно. Вы, кажется, думаете, что это глупо.
– Да, клянусь Юпитером! Я думаю, что ваше представление о респектабельности глупо. Думаю, что вы очертили слишком узкие границы своей жизни, мисс Финей. Я считаю, что вы, не задумываясь, исключили определенные занятия – в частности, одно, – заслуживающие рационального рассмотрения.
Клариссy затопила волна гнева.
– Не задумываясь! – воскликнула она. – Возможно, вы правы. Но исключительно потому, что эти «определенные занятия» немыслимы.
– О, ради Бога! – Мистер Уитлэч вскочил с кресла и раздраженно обошел комнату.
– Да, именно ради Бога, сэр! Вы ничего не добьетесь, продолжая эту линию разговора, поверьте! Я не пойду, я никогда не пойду по пути, который выбрала моя мать!
Он перестал расхаживать, в его глазах застыло странное выражение.