Игра с отчаянием
Шрифт:
Тау была уверена, что Хину подобное замечание заденет. Именно поэтому реакция Хиганбаны на это заявление оказалась для Тау полной неожиданностью.
Сначала на лице Хины отразилось удивление, которое, впрочем, быстро сменилось выражением осознания. В следующий миг Хина прыснула в кулак. От подобного поведения Тау почувствовала себя оскорблённой. “Разве получить уважение отца — не высшая награда для куклы?” — растерянно и в то же время обиженно подумала она. А Хиганбана взглянула на неё с задором и снисходительно поинтересовалась:
— Тау-Тау, неужели, тебя действительно так волнует мнение отца?
Тау оскорбилась ещё больше.
—
Хина вновь хихикнула. Она заложила руки за спину и, возведя глаза к потолку, протянула:
— Да-а, хорошо, что преклонение перед отцом не разделилось между нами поровну или, ещё хуже, не осталось нашим абсолютным сходством. А то это было бы действительно жалко — слепо восхищаться таким человеком…
— Ты не уважаешь отца?! — в ужасе воскликнула Тау, а затем возмущённо продолжила: — Как так можно?! Он же создал тебя, он даровал тебе жизнь, он пытался сделать идеал…
— Создал — и молодец, — резко перебила Хина, скучающе покосившись на Тау. — Однако я не считаю достойным уважения человека, который из-за своих комплексов решил устроить кукольную королевскую битву. Он довольно жалок, постоянно гоняющийся за славой своего наставника…
Тау на это лишь раздражённо щёлкнула языком. Определённо, они с Хиной никогда не смогли бы достичь взаимопонимания в вопросе уважения отца. Тау всегда считала, что должна быть благодарна своему создателю, и старалась в первую очередь ради того, чтобы доказать ему, что она достойна. “В конце концов, не просто же так он подверг меня всем тем испытаниям! — говорила себе она. — Он просто понимал, что идеальная кукла должна преодолеть все трудности, чтобы раскрыть свой реальный потенциал. Те, кто прожил свою жизнь без этого — жалкие украшения интерьера, а не идеал”. Однако Хина просто плевала на все эти взгляды, буквально презирая своего создателя как личность. Нет, Тау ни за что это не примет.
— Что ж, значит, и этого ты не понимаешь, — с кривой улыбкой проговорила она. — Значит, говорить с тобой мне больше не о чем. Что до остальных… — Она обвела зал суда долгим взглядом и насмешливо продолжила, обращаясь уже ко всем, кроме Хиганбаны: — Я надеялась, что вы согласитесь остаться по-хорошему, но, видимо, пряником на вас действовать бессмысленно, так что…
Внезапно эту издевательскую речь перебил лёгкий смешок. Тау вздрогнула, и на её лице на короткое мгновение отразился испуг. Однако она тут же постаралась взять себя в руки и, нахмурившись, взглянула на его источник. Даже если бы она не была уверена сразу же, то сейчас получила бы окончательное подтверждение своих догадок: прямо напротив неё, в другом конце зала, находилась Эрика и снисходительно улыбалась. Тау едва заметно нервно сглотнула. Эрике хватило короткого мгновения, чтобы ухватить взглядом нервозность Тау, и уголки губ Супер Детектива приподнялись ещё выше. Эрика вновь расслабленно усмехнулась и на недоумение Тау спокойно объяснила:
— Ваши рассуждения крайне забавны, Тау-сан. Вы пытаетесь выставить себя хозяйкой положения, подчёркиваете, что у вас есть власть… Однако на самом деле всё далеко-о не так радужно. — Глядя, как лицо Тау искажается от ужаса (не будь она куклой, наверняка бы побледнела), Эрика не сдержала широкого издевательского оскала и уверенно повторила, смакуя каждое слово: — Да, вы вовсе не в выигрышном положении, как хотели бы всё выставить — то показательное
От этих слов все в шоке уставились на Эрику. Они недоумевали: почему детектив открыто говорит о слабости своего союзника? Или же здесь было что-то ещё… Спокойна была лишь одна Хиганбана. Она глядела на разворачивающуюся сцену с одобрительной улыбкой. На фоне полных недоумения остальных она выглядела как никогда странно. Наконец, к поражённому Ёшики вернулся дар речи, и он кое-как выдавил из себя вопрос:
— Чего это ты так разговорилась? Разве вы не заодно?
Эрика скучающе скосила на него глаза, а затем отрицательно мотнула головой.
— Вы что-то недопоняли, Кишинума-сан: я изначально не была ни на чьей стороне, — снизошла до объяснения она. — Пожалуй, мою позицию можно описать словом “наблюдатель”. Моя работа — проследить за действиями Тау и оценить, насколько она достойна той силы, которую может предложить ей госпожа. В конце концов, леди Бернкастель — великая ведьма Сената, и фигура должна быть ей под стать. — На этих словах Эрика горделиво выпрямилась, чувствуя себя счастливой от очередного напоминая о собственном положении в иерархии высших созданий. Затем она вновь расслабилась и, чуть прищурившись, насмешливо поинтересовалась: — И знаете, Тау-сан, какой вердикт я вынесла?
— К-какой? — сдавленно спросила Тау, в ужасе наблюдая за малейшими изменениями мимики Эрики.
Та в ответ широко улыбнулась одной из своих самых жутких улыбок и торжественно огласила:
— Вы недостойны.
Весь мир вокруг Тау будто рухнул в одночасье. В упор глядя на Эрику, Тау словно слышала звук бьющегося стекла — именно с таким разрушались все её надежды. С каждым словом Эрики окружающая обстановка шла трещинами, и едва детектив вынесла вердикт, идеальный мир Тау разлетелся на миллиарды осколков. Тау почувствовала себя приговорённой к смерти. Сейчас она могла лишь тщетно пытаться ухватить хоть малейший осколок своего идеала, который она столько времени строила.
Тау буквально вжалась в спинку трона и испуганно пролепетала:
— К-как же так? Я думала, что… Я ведь приложила столько усилий, я создала идеальную убийственную игру, так почему же?..
Эрика в ответ на это лишь заливисто рассмеялась, заставив Тау ещё сильнее стушеваться. Подавшись вперёд, Супер Детектив всё с той же безумной улыбкой ответила:
— Разве не очевидно? Вы так жалки, так ничтожны, когда пытаетесь ухватиться хоть за какую-то соломинку, Тау-са-а-ан! Вы проиграли, и вас уже ничто не спасёт, понимаете?!
Тау смотрела на неё в ужасе, окончательно проглотив язык от осознания безвыходности ситуации. Эрика продолжила смеяться, упиваясь происходящим. Она действительно наслаждалась отчаянием Тау: ей доставляло неописуемое удовольствие видеть, как кто-то мучается, как мучилась когда-то она сама под давлением более могущественных созданий. Эрика прекрасно осознавала, как ломается под её гнётом Тау, и не могла не упиваться ощущением, что сама в этой ситуации упрямо продолжила бороться до конца. “Я превосхожу ничтожество вроде тебя! — думала она, чувствуя в груди щекочущее наслаждение. — Я достойна существовать в этом мире, а ты — нет! Теперь ты жалеешь, что решила так подшутить надо мной, а, Тау?” — мысленно спросила она, издевательски щуря блестящие довольством глаза.