Игра в исцеление

Соколова Александра Витальевна

Мне пришлось снова идти по темному коридору, прислушиваясь к каждому шороху. Дойдя до входной двери, я невольно замечаю свет в коридоре «для взрослых». Похоже, там собираются в каждом кабинете. Но проблемы у взрослых всегда одни и те же: неудачная любовь, незапланированная беременность, смерть близких, алкоголизм, наркомания и банкротство. И в этом плане мы, дети и подростки, почти от них не отличаемся.

На улице уже давно стемнело. Тусклый свет фонарей, как и всегда, не взывает особого доверия. Воздух стал намного прохладнее. Я начинаю оглядываться по сторонам. Прошло всего полтора часа, как я не была на свежем воздухе, но, кажется, что все четыре.

Оживленная улица опустела. Изредка передо мной проезжали машины. Напротив бывшего детского сада еще горел свет в небольшом магазине «Чаккерс», и должен гореть еще как минимум три часа. Но я очень сомневаюсь, что покупателей там резко прибавиться, и даже неизвестно, будут ли они вообще.

В детстве, когда Кесси просила рассказать нам что-то на ночь, мама всегда рассказывала про Стогвурд. Она говорила, что здесь так мало людей потому, что не всем по душе тихая и размеренная жизнь, и что многие пытаются найти счастье в шумных мегаполисах, лишь бы забыть прошлое. А жители Стогвурда не такие. Люди здесь ложатся и встают одинаково рано. Поэтому молодежь здесь обычно не задерживается. «Наш город, – говорила мама, – это как каша на завтрак: в детстве родители кормят тебя ей, став старше, ты отказываешься от нее и ешь, что душе угодно, а повзрослев, ты вновь начинаешь есть ту же кашу».

Я никогда не любила монотонные рассказы про свой город. Сколько себя помню, Стогвурд казался мне местом для покойников. Если твою машину забрали на штрафстоянку – все об этом знали. Если твоего дедушку положили в местную больницу – все об этом знали. Если твоя кошка окатилась – все об этом знали. Это меня всегда и убивало. Иногда мне кажется, что некоторые люди знают обо мне больше, чем я сама. Все становится таким понятным и знакомым, что невольно теряется вкус к самой жизни. Я никогда не мечтала жить в шумном мегаполисе, но и такую жизнь я не хочу выбирать.

От прохладного ветра мои зубы начинают стучать. Повернув в сторону дома, я слышу знакомый смех. На другой стороне улицы, недалеко от светлого «Чаккерса», в узком проулке стоит рыжеволосая девушка с длинным и тощим парнем в черном капюшоне. Мне не составило труда опознать в незнакомке Кэролин.

Парочка стояла, часто оглядываясь по сторонам. Чтобы не привлекать внимание, я отошла чуть дальше от светофора. Сначала Кэролин игриво шепталась с парнем, который в конце концов прижал ее в стене. Для подростков это вполне нормальная ситуация. И так я и думала, пока, наконец, не увидела солидную пачку денег, которую Кэролин достала из нагрудного кармана. Парень быстро, еще оглядываясь, сунул деньги в карман своей темной кофты, а взамен из другого кармана вытащил белый массивный пакетик.

У меня никогда не было идеального зрения, но даже так я увидела, как глаза рыжеволосой загорелись при одном взгляде на этот пакет. Она, не задумываясь, так же быстро, как и сам парень до этого, сунула его в свою сумочку. В следующую секунду и парень, и Кэролин, как будто никогда не знали друг друга, вышли из проулка и разошлись в разные стороны. На секунду взгляд рыжеволосой скользнул на соседнюю улицу, именно туда, где только что стояла я. Но мне уже удалось благополучно свернуть за соседний дом, оставшись незамеченной.

Я не питала особых иллюзий по поводу того белого пакетика, за который рыжеволосая отдала больше, чем платят моему отцу за месяц. Нетрудно было догадаться, что в нем находится порошок, который представляет собой большую ценность. И сравнивать его с сахарной пудрой было бы просто абсурдно. Раньше я думала, что такое бывает

только в фильмах. Теперь невольно убедилась в тех самым «развращенных нравах современной молодежи», о которых говорила миссис Хенс.

Видимо, смелости у того парня и Кэролин достаточно, чтобы торговать и покупать наркоту прямо в проулке перед магазином. Особенно я удивлялась дерзости рыжеволосой. Ей наверняка поставили условие, схожие с моими. Только для меня непосещение группы предполагает индивидуальные страдания, а для нее – комнату с четырьмя стенами без жирной пиши, алкоголя, косметики и секса. Судя по ее характеру, рискует она многим, но все равно продолжает свою подпольную жизнь. Хоть Кэролин и выглядит как девочка с панели, мне показалось, что она отнюдь не глупа. И если это обычный кокаин, то она, учитывая ее ранние увлечения, в каком-то смысле идет на поправку.

В том, что в ее сумочке был именно он, я очень сильно сомневаюсь. Год назад, перед Рождеством, нам показывали обычный скучный документальный фильм о вреде наркотиков. Это было связано с тем, что неделю назад уборщица нашла в школьном туалете мальчиков использованный шприц. Как потом выяснилось, один из учеников (мне уже трудно вспомнить его имя) страдает диабетом и забыл вколоть себе инсулин дома. Несмотря на этот разрешившийся инцидент, фильм все-таки показали с целью профилактики (на самом деле, заранее узнав о фильме для старшеклассников, многие учителя покинули свои учительские места намного раньше, чем обычно). В итоге мы, сидя в плохо отопляемом большом актовом зале, полтора часа смотрели на бледные и измученные лица актеров. Я уже не помню, какой был сюжет (и был ли он там вообще), но одна фраза запомнилась мне отчетливо: «человек, попробовавший самый сильный наркотик, при всем желании и воли никогда не перейдет на более легкие вещества».

По-хорошему, я должна буду рассказать об увиденном миссис Хенс. Но с другой стороны, я задумалась, а чтобы сделали остальные? Мэтью, наверняка, даже и не заметил их, но если бы вдруг поднял голову, то отвернулся в эту же секунду, не задумываясь об увиденном. А Бетти настолько бы испугалась, что никогда не смогла рассказать кому-то, даже собственным игрушкам, о таком. И после этого встает эгоистичный, но очевидный вопрос: если всем плевать друг на друга, то почему меня должны интересовать их проблемы?

Размышляя об этом, я очнулась только тогда, когда услышала собачий лай. Вернее, не совсем его, а отрывистое тявканье, больше похожее на писк. Я повернула голову в сторону миниатюрного домика миссис Дагсон: в светлом окошке, прямо на подоконнике, сидел тот самый выделяющийся среди своих братьев и сестер белоснежный щенок. Он бил своими крошечными лапками по стеклу и смотрел на меня так пристально, что я замедлила шаг. На улице сейчас была только я одна, и, без сомнения, этот маленький проказник рвался ко мне.

Я вздохнула. Может быть, щенок почувствовал связь между нами. Он тоже, как и я сама, выделяется среди других, и, возможно, его тоже не принимают таким, какой он есть. Иначе почему он сидит возле окна один, пока остальные наверняка либо резвятся, либо уже давно спят. Но у нас с этим маленьким комочком есть и существенное различие: несмотря на его окрас, миссис Дагсон, которая прямо сейчас подошла к окну, помахав мне и забрав щенка на руки, не пытается изменить его. Это будет выглядеть слишком бредово, если она вдруг купит краску и начнет красить его в черный. После такого пострадает ничем неповинное существо, и в итоге краска вновь смоется, и он станет таким, как прежде.