Игра в любовь с форвардом

Лоусон Энджел

Надя, наконец, вернулась домой примерно через сорок восемь часов после нашей ссоры. Мы не разговаривали, и все, что она сделала, это приняла душ и переоделась, прежде чем собрать сумку и снова уйти. Она еще не заблокировала меня в социальных сетях, и очевидно, что сейчас все свое время она проводит: в доме Брента Рейнольдса.

Я сижу на крыльце и завязываю шнурки на ботинках, когда вижу Риза в конце тротуара. Он замирает, наблюдая за мной мгновение, и я вижу, как напрягается мускул на его нижней челюсти.

—

Привет, — говорю я, поднимаясь.

— А я-то думал, куда она делась.

Он поднимает бровь и смотрит на мою толстовку. Ну, точнее на свою толстовку. На груди и спине напечатан номер пятнадцать и его имя. Я взяла ее с собой, когда убегала из его дома перед рассветом. Она мягкая и пахнет так, что я не могу насытиться. Его запахом.

— О, — я тянусь к подолу. — Ты хочешь ее вернуть? Я могу переоде…

— Нет. — Что-то темное мелькает в его глазах. — Оставь.

Он ведет нас через улицу, примыкающую к общежитиям, и я вижу винтажный темно-синий «Додж Чарджер», припаркованный у обочины. Он подходит к нему и открывает для меня пассажирскую дверь.

— Это твоя? — Спрашиваю я, когда он садится за руль.

— С тех пор, как научился водить, — отвечает он, заводя двигатель. Звук громкий, и машина вибрирует так, как не делают новые автомобили, но салон безупречен. Черные кожаные сиденья, блестящие хромированные детали.

— Это первая вещь, которую мой отец купил на свой бонус при подписании контракта. Это была машина его мечты.

— И он отдал её тебе? — Я провожу пальцами по приборной панели. — Кажется глупым отдавать шестнадцатилетнему подростку свою мечту.

Он улыбается мне:

— Условием было, что когда я получу свой бонус за контракт, то куплю ему новую.

— Теперь понимаю, откуда у тебя такая самоуверенность — от твоего отца.

Машина такая же броская, как и его внешность, и притягивает взгляды, когда мы проезжаем через кампус.

— И, какой он, твой папа? — Спрашиваю я, замечая, что он сворачивает с кампуса на дорогу, которая, как я знаю, ведет из города.

— Как отец или тренер?

Я думаю над этим:

— И то, и другое?

— До того, как мои родители развелись, он вел себя скорее, как отец. Мама водила меня на занятия, приходила на школьные конференции, пока он работал со своей командой. Но как только они расстались, и я решил остаться с ним, он практически полностью перешел в тренерский режим.

— Ну, это как-то отстойно.

— Наверное, — он пожимает плечами. — У нас обоих была одна и та же цель, так что отчасти это сработало. Я жил и дышал хоккеем, так что это не казалось странным.

— Ты часто видишься со своей мамой?

— Не совсем. Она хотела тепла и переехала на юг. Снова вышла замуж за бухгалтера — мужчину, который был полной противоположностью

моему отцу. А мы остались там, где он мог бы продолжать тренировать, а хоккей более востребован. Он хотел, чтобы у меня были все шансы получить стипендию в команде национального уровня.

— В этом есть смысл. — Как южанка могу сказать, что у нас есть хоккейные лиги, но культура совсем другая. И образ жизни совсем не такой как здесь.

— Летом я навещаю ее, а она приезжает несколько раз в год, чтобы посмотреть мои игры. — Он пожимает плечами. — Не особо хорошо, но мы ладим.

Не могу представить, как провожу время с родителями. Они оба были увлечены друг другом — иногда даже слишком увлечены, если бы вы спросили мое мнение. Они были сладкой парочкой в старших классах и действовали как единое целое. Даже когда у них возникали разногласия, никогда не возникало сомнений в том, что они по-прежнему влюблены. Сейчас бывают моменты, когда мы втроем чувствуем себя бесцельными, как будто мы плывем по течению без того, что всегда связывало нас вместе.

Мы лишились своего якоря.

— Что ж, — говорю я, наблюдая, как пейзаж становится все более сельским, — не хочешь сказать мне, куда мы едем?

Он улыбается, но не отрывает глаз от дороги:

— Скоро сама все увидишь.

— Серьезно? Потому что за последние пять миль мы не проехали ничего, кроме каких-то ферм — Я бросила на него быстрый взгляд — Ты же везешь меня куда-то, не для того чтобы убить и выбросить тело?

Его руки крепко сжимают руль:

— Почему в последнее время все подозревают меня в том, что я серийный убийца?

— Извини, я смотрю слишком много тру крайма. — Я ухмыляюсь, находя его замешательство забавными. — Хотя у мамы, Руби и у меня в телефонах есть отслеживание, чтобы мы могли найти тело, если кто-то из нас пропадет.

Риз оглядывается на меня, приподняв бровь:

— Ты действительно всё продумала.

— Да, — признаюсь я. — И я знаю, это может показаться странным, но есть исследования в психологии о нашей одержимости опасными вещами. Мне кажется, людям нравится чувствовать, что у них есть некоторое представление о том, что с ними может произойти, или что они могут быть готовыми к опасной ситуации, чтобы не стать жертвой.

— Примерно как дать доступ к отслеживанию телефона. — Он тянется через центральную консоль, его большая рука хватает меня за колено и сжимает его. — Прости, что разочаровываю тебя, но нет, я не собираюсь выбрасывать твоё тело прямо здесь.

Я не обратила внимания на дорогу и на то, как он сбавил скорость, резко сворачивая на посыпанную гравием подъездную дорожку. Впереди виднеется деревенский дом, за которым стоял большой красный сарай. Вывеска гласит: «Приют для животных Второй шанс».