Игроки и жертвы
Шрифт:
– Невероятно….
– Нашли время, мать вашу. Агата, верни шарик на место, у тебя два месяца будет им любоваться. Ты хоть понимаешь, что на этом допросе-опросе твое прошлое всплыть может?
– Ты сейчас о чем? – возвращаясь мыслями к проблемам, уточнила я.
– О том, что раз атака идет целенаправленная, эти ящерицы будут давить на тебя всем, что есть в арсенале, заставляя дать показания против Кирилла. Ариной… Павлом…
Имя мужа ударило сильнее пощечины.
– Что там ворошить? – глухо спросила я. – Там все шито… белыми нитками.
– А им похер, Агата, они на боль давить
Я думала больнее ударить меня уже невозможно. Сердце сжала такая тоска, что хоть волком вой. Резко отвернулась от Кира к Илоне.
– Ты правда думаешь, что….
– Почему нет, - пожала плечами Илона. – Не думаю, что им те крыски важнее Кирилла. Сдадут, посадят, тем более сама знаешь, был бы человек, а статья найдется. Ты им одну бумажку, они тебе головы на блюдце. Тем более, ты права, там все настолько примитивно….
Слова Илоны звенели в воздухе, тяжелые, как свинец, отзываясь внутри невыносимой болью. Я пыталась осмыслить сказанное, но от мысли, что мне предложат такую сделку, всё внутри холодело. Илона смотрела на меня внимательно, будто ожидая, как я отреагирую, но в её взгляде не было сочувствия — только суровое понимание и расчет.
Лицо Кирилла перекосило. Выматерившись, он ушел на кухню.
Я проводила его взглядом, видя, как напряжение сковывает плечи, каждое движение выдаёт кипящую внутри ярость и беспомощность. Сама Илона смотрела на меня с тем же холодным профессионализмом.
Мне и самой хотелось орать и материться, но кому как не мне знать, на что способны люди в погонах ради достижения своей цели. Особенно, когда есть указание сверху. Я прекрасно помнила, как выворачивали меня на изнанку на допросах на деле Паши, помнила и то, сколько раз сама разбирала обращения людей, оказавшихся в такой же ситуации. Да и Павел не своей смертью в СИЗО умер – это я точно знала.
– Я не могу, Илона… - похолодевшими губами сказала я, - не могу предать единственного мужчину, которого люблю. Не могу предать его имя….
– Ему это поможет? Вернет с того света?
– Хватит, Илона! Я и так пляшу под твою дудку как мышь дрессированная! Ты меня уже наизнанку вывернула!
– Не ори. Я тебе только варианты рассказываю. Легче было бы там с этим столкнуться?
На кухне что-то громко разбилось. Мы обе повернули головы.
– Что это? – спросила я.
– Посуда в расход пошла. Ты не отвлекайся на мелочи. Что делать будешь?
– Не знаю…. – сердце сжало в железных тисках. – Откажусь…. – сказала так тихо, что едва себя услышала.
– Что? – Переспросила Илона.
— Откажусь от сделки, — повторила я, чувствуя, как из глаз начали катиться слёзы. — Не сдам Кирилла.
Моё тело задрожало от напряжения и слёз. Я резко отвернулась, чтобы не видеть её взгляда, который казался слишком пронзительным.
— Илон, уйди, пожалуйста, — едва слышно попросила я, сжимая руки в кулаки, чтобы сдержать горькое рыдание, которое уже подступало к горлу.
– Я-то уйду…. Проблемы не уйдут, - вздохнула она. Помолчала, потом спросила, - расскажи мне.
– Илона… - я почти простонала, пряча голову в подушки дивана. – Что тебе рассказать?
Она отрицательно покачала головой, глядя на свои руки.
– Я не умею любить, Агата. Я для этого слишком цинична и жестока. Я не жалуюсь, я такая. Наверно я бы и хотела что-то почувствовать, но…. я такой родилась… меня такой воспитали. Меня трясет от одной мысли, что кто-то ограничит мою свободу. Я вообще не понимаю, как обращаться с детьми… Я их…. боюсь. Я ценю дружбу, но в меру. Кир, например, друг, но…. бабло свое я с него стрясу. И улечу отсюда даже не обернувшись. До следующих выборов.
– Даже не знаю, не стоит ли мне тебе позавидовать…. – пошептала я, тоже мечтая ничего не чувствовать.
– Как это, любить, Агата?
– Не знаю…. Это когда…. – я не могла подобрать слов, закрыла глаза, представляя Пашу. – Когда твои тело и душа поют рядом с человеком. Не во время секса, а просто, рядом. Когда он смотрит на тебя, и ты чувствуешь радость, счастье от простого взгляда, от прикосновения, от заботы. Когда доверяешь. Когда ради него готов отказаться от многого…. Когда отдавать приятно, а брать – не страшно… Никто никогда не любил меня как он…
– И ты отказалась от самой себя…. – тихо продолжила Илона. – Вот этого, Агата, я понять не могу. Вообще никак. В голове не укладывается, почему? Ты любила мужа и он любил тебя, но…. он попросил тебя отказаться от своей сути…. И ты согласилась?
– Илона, когда любишь, места торгу нет….
– Когда любишь – уважаешь, - перебила она меня. – Ты была одной из лучших – я наводила справки о тебе. Если не лучшей. Да, тебя не сильно любили другие помощники, но те с кем ты работала…. Отзывались выше всяких похвал. Мало того, что ты умело выполняла работу помощника, зная и понимая все тонкости, ты еще и аналитик великолепный. Я политтехнолог – прилетела, сделала свою работу и улетела, ты чуешь тонкости политики. Ты интуитивно отмечаешь мелочи, на которые никто другой внимания просто не обратит. Ты только пришла в себя после шока и тут же выдала Киру расклад, что крыса еще не поймана. И да, я теперь уверенна, что это так. Это высший пилотаж, Агата. И ты отказалась от этого…. Ради чего? Ради Арины и Павла? А что, совмещать это невозможно? Разве Аришка мешала твоей работе… до скандала?
– Илона….
– Ты сама мне сказала, что любить, это не только брать, но и давать. Ты отдала себя всю…. И продолжаешь отдавать. Живёшь прошлым, отдавая душу тому, кому это уже не важно. И если это не получается – убиваешь себя изнутри.
– Считаешь меня слабой, по сравнению с тобой?
– О, нет. Не каждая проявит такую силу духа, как ты. Считаю тебя трусихой. Боишься признать правду, боишься посмотреть вокруг, боишься будущего, боишься других отношений. Чувствуешь – и грызешь сама себя за эти чувства. Я завидую тебе в том, что в тебе живут чувства, что они не отмерли, как у меня. Но, черт возьми, как ты меня бесишь тем, что боишься их принять.