Игрушка беглецов
Шрифт:
– Переходим в наступление, – шутит Фортунат, словно читая мои мысли, и мы вновь не спеша продвигаемся вперёд, пока спустя некоторое время не оказываемся в зоне видимости для химер, однако они больше не чувствуют опасности и не придают нам никакого значения.
Мы смелеем и подсаживаемся ближе. Спустя минут пятнадцать малыши уже принимают нас за своих, прыгают вокруг, взлетают на своих маленьких крыльях и вновь опускаются на землю. Взрослые химеры, хоть и смотрят на нас ярко-жёлтыми серьёзными глазами, ничем не выказывают недовольства.
Проходит ещё какое-то
– И вправду милые, – произносит Фортунат, но слов я не слышу, лишь читаю по губам, потому что парень тоже хватает одного малыша, который визжит так же отчаянно, как и моя химера.
– Когда сердятся, могут клюнуть, – предупреждаю я, когда мы отпускаем животных и визг наконец прекращается.
Я провожу ладонью по ногам, смахивая пух и перья химер.
– И такое бывает? – удивлённо уточняет эдем, а я киваю для убедительности.
– Мне, слава Иоланто, не доводилось испытывать на себе их гнев, но друг дружку они, как видишь, не щадят.
Одна малышка случайно наступает другой на лапу, и они начинают драться. Я поспешно разнимаю их, держа руки подальше от клювов. Когда малышам наскучивает выяснять отношения, каждый принимается вычищать пёрышки, хоть получается и не так ловко, как у родителей.
– Хорошо, что незлопамятные, – усмехается Фортунат, и я улыбаюсь в ответ, но в следующую секунду сосредоточенно прислушиваюсь.
Сначала думаю, что кажется, но тяжёлый топот доносится всё отчётливее, и я вскакиваю, выбираюсь из-за камыша, чувствуя, что Фортунат следует за мной. Из леса к нам на полной скорости мчится носорог. Даже на расстоянии я вижу, что его рога, голова и часть спины покрыты цветами.
Не могу сдержать довольной улыбки и срываюсь навстречу. Когда мы сталкиваемся, я поглаживаю животное по округлым бокам.
– Ну, здравствуй, приятель, – шепчу я, ощущая под рукой плотную, грубую кожу. – Ты вырастил цветы. Просто молодчина!
Животное с шумом выдувает воздух из носа и кряхтит, обходя меня по кругу. Я рассматриваю цветы. Помимо тех нескольких, которые на коже носорога посадила я сама, выросли и новые – уже его собственные. Они ещё совсем нежные и мягкие, но в них бурлит жизненный сок.
Я подвожу животное к корытам, и носорог начинает с хрустом жевать предложенную траву-пустышку, пока я закрываю глаза и мысленно прощупываю клетки. В прошлый раз чувствовалось, что они обезвожены и обессилены, однако теперь кажутся гораздо более свежими и бодрыми. Медленно, но верно мощное, неповоротливое тело исцеляется.
– Уже лучше, – хвалю я, открыв глаза и продолжая гладить ворчуна. – Гораздо лучше. Цветы – это хорошо.
– Он идёт на поправку? – с интересом уточняет
– Да! – радуюсь я. – В теле энергии более чем достаточно.
– Говорят, он пришёл в ужасном состоянии? – спрашивает парень, ненавязчиво давая мне возможность похвастаться своими успехами.
Я стараюсь сделать вид, что меня это не трогает, но на самом деле, отвернувшись к носорогу и продолжая гладить его, я скрываю счастливую улыбку.
– Он появился у нас впервые около недели назад. На боку зияла серьёзная рана. Отказывался от пищи: видимо, пропал аппетит – плохой знак.
– Верная смерть, – догадывается Фортунат, хмурясь, и его слова повисают между нами, когда я согласно киваю. – Откуда берутся такие раны?
– Животные любят резвиться, но ловкость порой их покидает, – я пожимаю плечами. – Иногда проблема в том, что они сами не способны получить столько энергии, сколько им нужно. А ещё… – замолкаю, чувствуя, как горло пересыхает, но говорю прежде, чем успеваю подумать, – ещё они страдают от жестокости корриганов.
Между нами повисает напряжённая тишина – гораздо более угнетающая, чем пару минут назад. Я испытываю облегчение, когда Фортунат убеждённо заявляет:
– До поселения им не добраться, Габи.
Такие простые слова, но они сказаны человеком, которому авгуры доверяют охрану нашего Фрактала. Если кому-то и знать наверняка, что корриганам сюда путь закрыт, то это Фортунату.
– Трудно было исцелять? – спрашивает парень, возвращаясь к разговору, и я охотно переключаюсь на прежнюю тему:
– Кровь остановили, но рана была слишком большая, чтобы затянуться самостоятельно. Я предложила посадить фацелию. Конечно, нельзя тревожить священный цветок, – поспешно добавляю в ответ на серьёзный взгляд Фортуната, – но целители согласились, что это особый случай, и можно пересадить несколько на этого ворчуна.
Я похлопываю носорога по спине, а он забавно хрюкает, не отвлекаясь от еды.
– Целые сутки после этого он пролежал, но потом рана начала постепенно затягиваться. Носорог поднялся на ноги, у него появился аппетит. Следующие несколько дней он ел так много, что приходилось то и дело молиться, чтобы, срезая для него траву, давать в уплату солнечную энергию, а потом превращать растения в пустышку. Носорог съедал всё, что для него готовила я и другие целители. Как видишь, сейчас у него по-прежнему неплохой аппетит, – я улыбаюсь, наблюдая, как животное с наслаждением жуёт траву. – Главное, что цветы появляются. Когда они отцветут, тело окончательно исцелится.
– Значит, ты справилась. И не в первый раз, – слова Фортуната, а главное восхищение, с которым он их произносит, меня смущают.
Я могу уйти от ответа, пока носорог продолжает жевать траву, но, когда он наедается и, пару раз благодарно хрюкнув, радостно убегает в лес, в прятки уже не поиграешь. Тем более, что, обернувшись к Фортунату, я наталкиваюсь на пристальный взгляд – один из тех, какими парень последний год время от времени заставляет почувствовать растерянность и трепет, которые раньше между нами не возникали.