Игрушка беглецов
Шрифт:
Я согласно киваю: иногда наступают пасмурные дни, поднимается ветер, может начаться гроза, а дождь порой кажется невыносимо холодным, однако у нас не бывает снега – белоснежного покрывала, блестящего в лучах Солнцах, что мы видим на вершинах южных гор. Я мечтала бы однажды увидеть снег ближе, но в Дикие земли мы не ходим, и тем более, не поднимаемся в горы.
– Иногда – правда, редко – нам приходится исцелять растения, – на лице Мелиссы вновь возникает застенчивая улыбка. – Но это не так тяжело, как в случае с животными.
– Ты
– Да, одной ласточке никак не удавалось полететь, – вновь улыбка, но скорее печальная. – Что-то было с крылом. Помочь получилось не сразу, но ведь это сущая мелочь по сравнению с тем, что выпадало на твою долю.
Она с любопытством смотрит на меня, и я понимаю, что робкой улыбкой здесь не обойтись. Но и развивать тему не хочется: стоит вспомнить о целительстве, как я начинаю думать о том, куда направлюсь после этого разговора, а мысли вновь заставляют сердце биться быстрее от волнения.
– А как вы добиваетесь того, что сады и огороды часто приносят урожай?
Если Мелисса и замечает, как нелепо я пытаюсь поменять тему, то во всяком случае не подаёт виду.
– Раз в несколько месяцев – не так-то часто для большого поселения, – мягко поправляет меня девушка, а потом отвечает на вопрос: – Наши инсигнии светятся особым светом, который влияет на рост. Если нужно больше времени, то есть другое решение. Мы используем специальные лампы, которые устанавливаем рядом с растениями. Хочешь увидеть?
Энергосберегающие лампы…
Нона говорила это слово, но совсем в другом контексте. Вспомнив о нём, я недовольно морщусь, и Мелисса неправильно понимает меня.
– Тебе наверняка нужно идти, да и не очень интересно, наверное, – сбивчиво говорит девушка, а я спешу её заверить:
– Нет! Что ты! Очень интересно! Я просто не представляю, почему до сих пор не интересовалась, как всё это работает. – В глазах Мелиссы отражается сомнение, но только до того момента, как я добавляю: – Ведь наши занятия так похожи, – и девушка расплывается в широкой искренней улыбке.
Мы останавливаемся перед следующей калиткой. За ограждением – овощные грядки. Я могу определить только некоторые культуры: мои любимые помидоры, морковь, перец… Но видов овощей гораздо больше.
Мелисса открывает дверцу, и мы проходим дальше.
– Видишь их? – она указывает на лампы, которые установлены возле некоторых секторов.
«Неужели Нона говорила о таких же?» – мелькает в голове тревожная мысль, и чтобы от неё избавиться, я спрашиваю:
– Как это работает?
– Растения поглощают значительную часть спектра солнечного света, – объясняет Мелисса, наклоняясь к грядкам, нежно поглаживая стебли растений и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, присматриваясь к листьям и цветкам. – Но наилучший фотосинтез наблюдается при облучении красным и синим. Именно эта область наиболее сильно поглощается хлорофиллом. В солнечном свете больше половины видимого
Девушка поднимается, достаёт из корзинки, которая стоит возле каждого сектора, мотыжку, совок и полольник и с воодушевлением принимается за работу. Её руки утопают в зелени, и я, как ни вытягиваю шею, не вижу, что за таинство там происходит.
– Красный помогает корневой системе, цветению и созреванию плодов, влияет на светолюбивость или теневыносливость, – рассказывает Мелисса, не отвлекаясь от своего дела. – Но, если использовать только красный свет, растения будут высокими и тонкими.
Девушка поднимается и осматривает грядку с разных сторон, придирчиво оценивая собственную работу.
– Синий увеличивает зелёную массу, скорость роста и размер листьев, – говорит она, поднимая на меня взгляд. – Однако если синего слишком много, растения будут короткими и коренастыми, с толстыми стеблями и тёмно-зелёными листьями. Цвести они будут очень плохо. Кстати, о цветах, – Мелисса складывает принадлежности обратно в корзинку, а взамен берёт короткий нож. – Соберём букет для ценакула, пускай поставят на столы к ужину.
Мы подходим к клумбе в центре дворика, на которой растут самые разные цветы. Я не слишком в них разбираюсь, поэтому могла бы назвать только белые с фиолетовыми краями эустомы, цинии, словно сотканные из тёмного бархата, и изящные каллы светлых оттенков.
– От цветка к человеку. От человека – к земле, – произносит Мелисса, осторожно срезая цветы. – От пылинки к Вселенной. Благодарю за твой дар и верую в скорое Исцеление.
Кожа девушки немного светится, не так ярко, как во время молитвы, но инсигнии, выглядывающие из-под одежды, мерцают и переливаются насыщенными оттенками.
Я знаю, что девушка отдаёт энергию, выработанную ранее – во время молитвы, и уже завтра на месте срезанных вырастут новые цветы. Но всё равно в груди болезненно ноет при виде того, как на конце стебля появляется сок.
– Разве мы не наносим им вред? – неуверенно интересуюсь я.
Кожа девушки больше не светится, и Мелисса, передаёт мне цветы, а, убирая нож, поднимает ко мне голову.
– По неосторожности делаем это едва ли не каждый день. Приносим вред всей природе.
Она замолкает на несколько секунд, а я поражаюсь тому, как её слова вызвали во мне непредвиденный протест. «Приносим вред всей природе»?! Что это значит?!
– Мы также намеренно пользуемся её дарами, – продолжает садовница, как ни в чём ни бывало. – Как я сейчас. Однако стараемся жить в гармонии с ней и всегда даём что-то взамен.
После её предыдущих слов эти кажутся неубедительными, и неприятное чувство поселяется в груди, вынуждая начать спор.
– Да и вообще, – добавляет девушка, пока я продолжаю сжимать в руках букет и стараюсь сдержать необдуманные порывы. – Тебе ли волноваться об этом?! Ты приносишь исцеления больше, чем кто-либо.