Игрушка для мажора
Шрифт:
— Дай угадаю — без девчонки тут не обошлось, я прав?
Если уж Варе удалось сделать из меня ручного щенка, который перестал лаять на прохожих, то почему бы другой девчонке не сделать из Яна социально адаптированного человека?
— Не твоё дело. — Ага, значит, я угадал. — Ну, и какой у нас план?
Роняю злорадный смешок.
— Указать сильным мира сего на их слабости.
И, пожалуй, начну-ка я со своего отца.
Терский отключается, пообещав подъехать в дом Марка после заката; мы с парнями частенько пропадали вместе ночами, так
Мэрию окружает двухметровый кованый забор с автоматическими воротами и двухфазная система охраны. Я проезжаю ещё двое ворот с магнитными кодовыми замками, но они не помеха, если твой отец — заместитель мэра, а охранники знают тебя в лицо. На подземной парковке практически нет свободным мест, но моё персональное в дальнем углу всегда пустует — раньше я часто тут тусовался. Даже не ставлю машину на сигналку, потому что если кто-то и рискнёт её угнать, дальше выезда с парковки он всё равно не уедет.
По коридорам шарится куча народа — наверняка предвыборная кампания идёт полным ходом; даже на верхнем этаже, где сидят только главы города и их ближайшие заместители и помощники, царил настоящий хаос. Дверь в отцовский кабинет открыта нараспашку, оттуда постоянно выходили и входили какие-то люди. Торможу как раз напротив двери и вижу телевизионную камеру — никак отец собрался давать интервью.
Очень клёвое время я выбрал.
Но уходить отсюда с пустыми руками тоже не собираюсь, так что устраиваемся поудобнее.
— Сын! — слышу голос отца.
Он стоит у своего стола и распахивает руки — я типа чё, должен к нему в объятия броситься? Не-а, ни за что.
— Я хотел с тобой поговорить, — прячу руки в карманах и остаюсь там, где стоял.
Отец понимает, что я не в духе, но ему нужно держать перед журналистами лицо, поэтому он просто выходит ко мне в коридор.
— Если ты пришёл сорвать мне интервью, то сразу предупреждаю, что эта затея ничем хорошим для тебя не закончится.
— Ты мне угрожаешь? — с весёлым смешком роняю.
На самом деле, мне фиолетово — даже если он реально угрожает; я всего лишь хотел донести до него информацию о том, что больше не намерен плясать под его дудку.
— А надо? — уточняет, и я фыркаю.
— Это ведь твоя любимая тактика ведения беседы с собственным сыном; ой, прости, я ведь тебе не сын — будь я твоим родным сыном, ты был бы посговорчивее.
— Да причём здесь это вообще?! — повышает голос и тут же нервно оглядывается. — Ты выбрал чертовски неудачное время для таких обвинений.
— Да, я заметил —
Даже сиди он сейчас дома в своём кабинете, всё равно нашёл бы причину отложить разговор — будто специально лямку тянет.
— Давай поговорим позже, — отрезает родитель и отворачивается.
Разгадываю его намерение смыться, но сегодня не тот день, когда я просто позволил бы ему это сделать.
— Мы поговорим сейчас — твоя камера никуда не денется. Ну, или я могу рассказать журналистам парочку интересных историй.
Полагаю, отец удивлён — вон, как лицо побагровело. Это явно связано с гордостью за то, что у сына прорезался голос, но точно не от злости. Не-а.
— Ты мне угрожаешь? — возвращает мои слова.
Понимаю, что разговариваю с ним в подобном тоне впервые, но он сам виноват.
— А надо? — копирую его вопрос всё с той же весёлой ухмылкой.
Ничто не способно испортить хорошее настроение, когда в бесящей тебя проблеме вдруг наклёвывается решение. Отец как-то подозрительно щурится — до него явно что-то начало доходить — и делает мне отмашку идти за ним. Мудрое решение: без него интервью всё равно не начнут, а я не собираюсь торчать здесь полдня и упускать возможность провести это время с Варей. Он распахивает дверь в комнату совещаний — какая ирония — и входит следом, плотно прикрыв её.
— Итак, я тебя слушаю.
Родитель занимает кресло во главе стола, а я сажусь по правую руку от него — чисто по привычке.
— Ты просил меня отказаться от Вари и поменять аккомоданта; знаешь, я голову сломал, пока думал, нахрена тебе всё это надо.
— Ну и как успехи? Надумал что-нибудь путное?
В его голосе сквозила неприкрытая насмешка, вот только ещё не известно, кто будет смеяться последним. Но и раскрывать перед ним сразу все карты я не собирался; для начала просто прикинусь идиотом — уж это-то у меня отлично получается.
— Нет, но я здесь не за тем, чтобы просить подсказку. Я хотел сказать, что мне насрать на то, зачем ты это делаешь — я никому не отдам Варю.
— Тогда ты просто не оставляешь мне выбора.
Он снимает трубку у внутреннего телефона — прикиньте, такие ещё существуют в подобных организациях в двадцать первом веке — и набирает чей-то номер, но дозвониться ему не удаётся, потому что я отсоединяю от телефона сетевой кабель. Лениво прокручиваю его в пальцах пару раз и демонстративно швыряю его себе за спину.
— Я ещё не договорил.
На лице отца желваки ходят ходуном, когда он стискивает зубы, но выдержка его не подводит — он медленно кладёт трубку обратно и складывает руки на столе, показывая, что готов слушать.
— Видишь ли, в чём дело — я решил, что мне надоело слушать твои команды — «принеси», «брось», «сидеть»… Я не цепной пёс, чтобы потакать твоим старческим причудам. Короче, вот что я предлагаю — ты оставляешь меня, Варю и её семью в покое, а я не раздуваю скандал в прессе — поверь, тем для этого предостаточно.