Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков
Шрифт:
– Вряд ли. Интересный образчик. Замкнут в себе, хмурится, неприветлив. Дерганый, словно в шарнирах не хватает смазки. Выезжающие на отдых с молодыми особами вожделенцы стараются выглядеть моложе, легкомысленнее, дабы обмануть всех, включая самих себя».
Внезапно, совершенно одинаковый синхронный жест рук и поворот головы, две пары глаз, с одним выражением посмотревшие на нее, расставили точки над «и».
«Отец и дочь».
Вежливо улыбнувшись новоприбывшим, София прошла мимо.
– Итак, что мы предпримем в первую очередь? – произнесла она вслух, выйдя
– Надо осмотреться. Сначала пройдусь по парку. Потом на очереди салон красоты, выберу несколько массажей и омолаживающих процедур. Если проголодаюсь, пообедаю. И, наконец, позволю себе расслабиться у бассейна. Главное, не забыть отключить прием звонков и сообщений.
Для мира меня больше НЕТ.
Спустившись в холл, София стала свидетельницей заезда еще одной гостьи.
«Везет же мне на встречи».
Блондинка, немногим больше тридцати, невысокая, изящная, оглянулась, и их взгляды на мгновение пересеклись.
Потухшие глаза больного человека, сокрушенного, придавленного неприятностями испуганно метнулись в сторону.
«Странная особа, – невольно отметила про себя София. – „Мисс Отчаяние“, ни дать ни взять. Жертва смертельной тоски, непреходящей боли. Откуда взялось ощущение пробитого навылет сердца? Червоточины внутри? Да, в сущности, какое мне до нее дело?» – спросила себя женщина и, отбросив печальные мысли, шагнула на освещенную солнцем гравийную дорожку, ведущую в парк.
Идеальные изумрудные лужайки, постриженные травинка к травинке, вертолетная площадка для гостей, предпочитающих парить над жизнью, заросший открытыми солнцу восковыми кувшинками прудик в окружении заплаканных ив и шелестящего под ветром тростника, весело журчащий, подпрыгивающий на мшистых валунах ручей, бегущий с вершины холма. Небольшой птичник и зоопарк для маленьких гостей отеля. И, наконец, жемчужина парка, особое место – прекрасный цветник, затейливый лабиринт из цветущих рододендронов, японских кленов, ремонтантных роз, айвы, барбариса и олеандров всех возможных расцветок. Белые, малиновые, желтые, розовые гроздья соцветий окружены бесчисленными роями пчел, шмелей, порхающих бабочек и мелькающих стрекоз. Добро пожаловать в волшебный мир!
София запомнила это чудное место со времени последнего посещения и была рада, что выбрала для отдыха именно июнь, начало буйного цветения. Нагулявшись по замысловато расчерченным тропкам лабиринта, усладив взор красотой растений, слух – завораживающим жужжанием шмелей, а обоняние – приторным ароматом, плывущим в воздухе, она с легким головокружением покинула прекрасную ловушку.
Сейчас ее путь лежал к высоченной, подпирающей небеса канадской ели, пирамидальной красавице, высящейся на небольшом пригорке, напротив главного входа в отель.
Дерево уже издалека впечатляло своими размерами, а, приблизившись, София восхищенно присвистнула. Вот это гигант!
Крона в нижней части занимала не менее шести метров в диаметре, а кудрявая верхушка терялась в лазурной вышине.
Пушистые лапчатые ветви почти касались земли, создавая вокруг мощного ствола естественный укромный закуток, шалашик. Подчиняясь любопытству, София развела колючие ветки, заглянула внутрь и замерла от изумления. Там действительно существовал потаенный уголок, обустроенный маленькими гостями отеля. Самодельный столик, сколоченный из досок, пара спиленных ветвей, используемые как сидения. Скорее всего, это был тайный
Дети везде одинаковы. Божьи создания, независимо от времени и места.
София начала осторожно осматривать укромное убежище. Осколки керамической посуды, покрытые пылью бутылки с древними откидывающимися пробками, ржавые консервные банки от монпансье или душистых пастилок, надо же… почерневшие от времени окурки запрещенных сигарет.
«Милое дело – тайком от родителей посмолить косячок! Ничего не меняется».
Обойдя вокруг ствола, она испуганно вскрикнула. Торчащая сухая ветвь чуть не поранила ей глаз. На сквозняке трепетал нанизанный на сучок лист бумаги.
Осторожно сняв его и пробежав глазами, София догадалась, что перед ней настоящее любовное послание на французском, оставленное неизвестной и влюбленной по уши девочкой.
«Mon cher Gay, quand tu viendras a notre place, je serai tres loin.
J’ai pas eu le temps de te dire au revoir car mon pere a insister de vite partir en Italie, sur les eaux.Mon coeur et mon dernier beiser restront ici pour toujours»
«Мой милый Гай, когда ты придешь на наше место, я буду уже очень далеко.
Я не успела попрощаться с тобой, папа настоял на срочном отъезде в Италию на воды. Но мое сердце и последний поцелуй навсегда останутся здесь…»
Вместо подписи красовался отпечаток губ, оставленный украденной у мамы перламутровой помадой. И следом – неумелый рисунок: девочка и мальчик держат друг друга за руки в обрамлении сердечка, выведенного дрожащей страдающей рукой маленькой дурехи.
София опустилась на сотворенную детскими руками скамью. В этом месте до сих пор чувствовалось страдание, невосполнимая тоска по первой утраченной любви, почти взрослая скорбь ненароком разбитого сердца. Первозданная искренняя боль, какая бывает лишь один раз, в раннем детстве. Зияющая рана, что странным образом не зарастает. Координата «зеро», с которой начинается отсчет следующих рубцов.
Время потеряло счет. София застыла на неудобной самодельной скамье, вымороженная насквозь отчаянием неизвестных, повзрослевших здесь детей.
Она оплакивала свою бестолковую жизнь. Двойное предательство мужа, нелепую смерть мальчика, ставшую для нее рубежом, через который она не смела переступить. Под страхом смерти приказала тогда своему сердцу остыть. Она замерла во времени, замерзла, разрешила себе существование на автопилоте.
Насытившись страданием, София осторожно сняла детское любовное послание с ветки, подержала в руках, мучаясь сомнениями: взять с собой на память или оставить? Существует ли упомянутый Гай, которому предназначено признание в любви? Хотя – почему нет? Возможно, мальчик еще здесь, и он вернется, чтобы прочесть последнее «прости».