Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков
Шрифт:
– Да, я вся внимание, – послушно ответила она, кладя голову ему на плечо.
Гай Лэндол
– В этой жизни я появился на свет на юге Англии, в графстве Кент. Там до сих пор находится поместье Уилл Лодж, принадлежащее нашему роду, последним отпрыском которого является ваш покорный слуга, Гай Фердинанд Лэндол.
Мой отец был успешным банкиром, мать не работала, заботясь о семейном очаге. Обычная аристократическая семья, пекущаяся о собственном благополучии в разумных, дозволенных приличиями пределах. Будучи малышом, живя с родителями и небольшой
Так как я рос в изоляции от внешнего мира, то был вынужден создать собственный, куда можно было попасть через кроличью нору. Я населил его персонажами, злыми и добрыми волшебниками, прекрасными дамами, рыцарями и смешными чудовищами. Стоило мне заскучать, я закрывал глаза и, как по мановению волшебной палочки, попадал в замок Белой или Красной Королевы по очереди. Я взрослел, и мир чудес взрослел вместе со мной. Его влияние на разум не ослабевало, оно лишь усиливалось.
Я научился распознавать эмоции, владеющие некоторым особо чувствительными людьми, слушать их сначала навязчивые, а потом и обычные мысли, пытался внушать собственные. Вначале этот фокус удавался мне только с матерью, ее психика реагировала мгновенно. С отцом, закоренелым материалистом и циником, было сложнее, тем более что он стал внимательнее приглядываться ко мне, наблюдать. Испугавшись за пошатнувшееся душевное здоровье единственного наследника, решил серьезно заняться моим воспитанием. Отныне в каждое путешествие по Европе он брал меня с собой.
Будучи заядлым гольфистом, каждое лето отец выезжал на Эвиан Мастерс, в знаменитый Отель на Холме. С десяти лет я сопровождал его. Потом, в память о дружеских баталиях, он приобрел «Роял Парк» в собственность, которая перешла по наследству мне.
Но не буду отвлекаться… Как ты, моя Софи?
Гай посмотрел на нее. Перестав плакать, она сидела тихо, прижавшись к нему, и внимательно слушала.
Улыбнувшись, он продолжил:
– В то лето 1962 года я как обычно приехал с отцом в «Роял Парк»… Мне исполнилось тринадцать лет.
Гай замолчал, прерванный вскриком.
– Что? Тебе было тринадцать в 62-ом году? Я ослышалась? Или схожу с ума…
– Нет, моя радость. Не ты, а семидесятитрехлетний старик, который держит тебя в объятиях, потерял разум от чудесного запаха медовых волос. Его сердце бьется словно у юноши, готовится выскочить из груди, стоит нашим губам соприкоснуться.
София нежно провела рукой по щеке Гая и подарила ему невольно выпрошенный поцелуй.
– Я не верю тебе. Так что было дальше?
– В тринадцать лет у мальчишек просыпается первый интерес к неразумным жеманным созданиям в пышных платьях. Мои сверстники вовсю кокетничали с понравившимися им девочками. Богатые семьи из Франции, Италии и Швейцарии приезжали в отель на все летние месяцы, оставляя юных нимфеток под присмотром в меру ответственных гувернанток. Мне же, в отличие от друзей, по душе был гольф,
В том году мальчиков было так много, что мы разбились на две противоборствующие группы: разбойников и рыцарей. Каждая избрала главаря, написала устав, придумала тайные пароли и знаки. Я встал во главе разбойников-пиратов, мальчик из богатой французской семьи возглавил рыцарей. Тайный штаб мы организовали под широченными лапами ели, стоящей посреди лужайки напротив главного входа. Рыцари построили крепость в рододендроновом лабиринте.
Время летело незаметно. Утром отец брал меня на гольф-поля и оплачивал персонального тренера. Вечером я носился с мальчишками, устраивая засады благородным рыцарям, пугая блаженных старичков, отдыхающих на лавочках в объятиях прохлады.
В середине июля в отель заехала семья Вернье, богатого мануфактурщика из Лиона. Меня-вольного пирата, совершенно не интересовали его капиталы, фабрикант обладал неизмеримо б'oльшим сокровищем. Красота младшей мадемуазель Вернье пронзила сердце благородного флибустьера навылет.
Я, насмехавшийся над романтическими страданиями приятелей, впервые влюбился без памяти, потерял интерес не только к гольфу, но и к благородному долгу защищать слабых и униженных.
Предмет моей страсти, напротив, отличался холодностью и хитростью. Она поощряла мои ухаживания, но и не отказывалась от внимания джентльменов из враждебного нам рыцарского лагеря. Брала, ничего не отдавая взамен никому из нас, и в итоге добилась желаемого.
Я вызвал на дуэль моих соперников, одного за другим. Мы дрались до первой крови, но ее сладкий запах распалил нас еще больше. Помню лишь, как одного из моих противников родители отвезли в местный госпиталь, подлатать раны на лбу и щеке. Другой, напротив, оставил кровавые следы на мне.
Родители пострадавших детей устроили дирекции отеля грандиозный скандал, итогом которого был срочный отъезд семьи Вернье. Дочь фабриканта обвинили в намеренном разжигании соперничества, приведшего к плачевным результатам.
Когда я узнал, что моя пассия покинула отель, мир покатился в пропасть.
Сердце впервые почувствовало боль, которая не утихала ни днем, ни ночью. Игра в гольф стала с того дня безразлична, пиратские затеи и приключения не волновали. Я безвылазно сидел в номере отца и ждал, когда жжение в груди утихнет. Как она могла бросить меня не попрощавшись? Сто раз был прав Старик: все женщины – словно мраморные статуи, холодные и бесчувственные.
– Какой Старик?
– Да, с него-то все и началось…
– Представь себе, Гай, когда я гуляла по парку, то обнаружила тайный штаб, которые дети соорудили под кроной канадской ели… Сколько прошло лет, а они продолжают играть в Робин-Гуда, или, точнее, Джека Воробья.
Гай нахмурился и отодвинулся от Софии:
– Милая, ты ошибаешься. Пять лет назад во время грозы молния ударила в единственную в парке канадскую ель, ту самую, и расколола ее пополам. Она была спилена под корень, и еще позавчера на пеньке, оставшемся от разбойничьего дерева, я кормил свою голубку… Софи, ты побледнела, тебе нехорошо?