Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков
Шрифт:
София поднялась со скамьи тяжело дыша.
«Как такое возможно? Я дважды побывала в пиратском тайнике. Я же читала… Записка!»
Гай в недоумении смотрел на женщину, которая начала хлопать себя по бедрам, ощупывая карманы.
– Точно, я положила ее в задний! Читай, вот это письмо я нашла в штабе разбойников вчера! И кстати, там упоминается твой тезка!
Вытащив записку, София протянула ее остолбеневшему Гаю. Он застыл неподвижно на скамье, боясь протянуть руку.
– Ну что же ты, трусишка. Хорошо, я сама ее прочту, слушай:
«Мой милый Гай, когда ты придешь на
Я не успела попрощаться с тобой, папа настоял на срочном отъезде в Италию на воды. Но мое сердце и последний поцелуй навсегда останутся здесь…»
– Посмотри, вот отпечаток перламутровых губ. Как тебе? Гай… Что с тобой?
София не верила глазам. Перед ней словно промелькнули десятилетия, вместо взрослого мужчины на скамье сидел небольшого роста щуплый подросток с подбитым глазом. Женщина удивленно сморгнула. Видение исчезло.
– Это невероятно, – услышала она глухой голос, – Он солгал, заставил поверить, что Мишель бросила меня… Впрочем, только так он и смог бы уговорить… Чудовище.
София терпеливо ждала, когда Гай успокоится.
Он откинулся на скамью и закрыл глаза. Лицо окаменело, осунулось. Началось усиленное старение.
– Гай, умоляю! – закричала испуганная женщина. Сев рядом, она схватила его усыхающую на глазах кисть и приложила к губам, неистово целуя.
– Вернись, не уходи!
Ярко-синие вспышки глаз заставили ее замолчать.
– Я благодарен тебе. Теперь только понял: ты послана не только подарить мне последнюю любовь, ты пришла снять заклятие, источившее, словно червь, мое сердце.
– Гай, умоляю, объясни, что это все значит!
София немного успокоилась, видя, что к мужчине возвращается моложавый вид.
– Я и мои друзья за глаза называли его Стариком, хотя сейчас я думаю, ему было не более пятидесяти лет. Когда сам юн, все люди с пробившейся сединой кажутся дряхлыми. В летний сезон 1962 года он прослыл главным плейбоем «Роял Парка». Мальчишкам доставляло огромное удовольствие наблюдать за его передвижениями от ресторана к бассейну, из игрового салона в курительный, они с придыханием следили и пытались повторить его уверенные отточенные движения. Вот так ловко он откусывал секатором кончик сигары, вот так раскуривал, выпускал колечко, потом еще и еще. Они имитировали его походку, манеру держаться. Но главное удовольствие заключалось в разглядывании и обсуждении его женщин. А пассии его были великолепны, они ослепляли. Окружали стареющего ловеласа словно облачко мотыльков, одна краше другой. Ходили слухи, что Старик тесно связан с семьей Коломбо и Коза нострой, не знаю, так ли это было на самом деле. Но то, что он был поклонником и близким другом Фрэнка Синатры, – это да. Американец заскочил на глоток-другой виски к нему в Эвиан, исполнив пару хитов под живой аккомпанемент в баре отеля. Наши глупые сердца пылали от восторга и восхищения. «Вот это жизнь», – думали мы. Шикарные женщины у ног, по уши в криминале и деньгах, в друзьях сам черт и его брат… Никто бы не удивился, если бы его навестила главная блондинка Америки. Мы ходили за Стариком по пятам словно верная свита и безумно завидовали ему.
Если бы я знал тогда, что он давно положил на меня глаз, то здорово бы удивился.
Оказалось, пока я следил за ним, высунув от восторга язык, он внимательно приглядывался ко мне.
В тот день, когда малолетний страдающий глупец осмелился оставить свою добровольную камеру, где сох по исчезнувшей возлюбленной, и спуститься в бар за стаканом сока, Старик сцапал меня с потрохами. Словно
Когда я увидел его в дверях фермуара, то зажмурился, ослепнув от белизны идеально пошитой тройки. Старик поманил меня рукой, но я решил, что брежу, и уже прошел бы мимо, как он схватил меня за рукав и потянул за собой внутрь курительной комнаты. Она была пуста.
Старик нагнулся и некоторое время внимательно разглядывал меня с головы до ног. Словно он до последнего мгновения не решался сделать мне предложение, которое прозвучало словно гром среди ясного неба.
– Хочешь стать таким, как я, малыш?
Я молчал, в недоумении разглядывая казавшегося огромным мужчину.
Поняв причину моего колебания, он присел на корточки, почти сравнявшись со мной ростом.
– Не надо меня бояться, я хорошо знаю твоего отца Фердинанда Лэндола, наши кабинки для переодевания рядом.
О! Для меня это имело большое значение. Старик играет в гольф и знает отца. Сразу стало легче, я расслабился.
– Итак, Гай, видишь, я даже знаю твое имя. Прости, забыл представиться сам: – Алексис Костанидис. Итак, малыш, повторю: хочешь ли ты прожить такую же сладкую жизнь, где нет места страданиям и слезам по равнодушным девицам, разбивающим сердца хорошим парням? Ведь она уехала не попрощавшись, так?
Я кивнул, размазывая по щекам слезы.
– О нет! Ты можешь представить меня плачущим из-за женщины? Абсурд! Насколько они прекрасны, настолько и холодны, словно выточенные из камня живые статуи. Разве мрамор достоин наших слез? Нет, малыш. Лишь восхищения!
Если девушки бросают, то другие ответят за их ошибки.
Хочешь прожить жизнь, не совершив ни одной? Иметь в услужении самых прекрасных женщин, которые по щелчку пальца бросаются чистить твою обувь или вытряхивать от пыли пиджак?
Хочешь иметь столько денег, сколько никогда не будет у твоего отца? Столько, сколько нет ни у кого из гостей этого отеля? Или ты желаешь чего-то особенного?
Я с детской непосредственностью произнес самое заветное:
– Хочу, чтобы Мишель не оставила меня без слов прощания!
Старик согнулся от смеха:
– Да ты глупец! Она бросила тебя, потому что посчитала неудачником! Поверь мне, знатоку. Так желаешь вернуть ее? Стань таким, как я!
– Да! – вырвалось у меня роковое признание. – Да, я хочу быть как вы.
– До конца жизни?
– До конца жизни! – повторил я за ним.
– Ну вот и все, малыш, дай-ка я тебя поцелую.
Слова прозвучали неожиданно, Старик схватил меня в охапку, запрокинул голову и, раздвинув зубы, просунул свой язык внутрь. Он показался огромным, проникающим все глубже и глубже, в самую глубину моего тела. Я отчаянно закашлялся, пытался оттолкнуть насильника, но в этот момент крепкие руки оттащили меня от него и отбросили на пол. В следующее мгновение отец ударил Старика что было силы, ломая ему челюсть. Пол фермуара мгновенно залила кровь… Я расплакался и закрыл от страха глаза, а когда вновь посмотрел на мир, то во мне уже жил Тот, Кто Наблюдает.
Первое, что я сделал, – подтвердил обвинение о попытке изнасилования в полиции. Алексиса Костанидиса неминуемо заключили бы под стражу, но он задохнулся в пожаре, случившемся тем же вечером, в результате которого сгорел весь верхний этаж отеля. Ходили слухи, что он сам и устроил поджог, из-за опасения попасть в тюрьму. Сейчас причина мне известна. Старик сыграл роль и, умирая от усталости, красиво ушел.
– Почему он выбрал именно тебя?
– Почему я выбрал Кирилла? Не мы выбираем, Тот, Кто Внутри сам подыскивает себе подходящее для существования тело.