Иллюзии
Шрифт:
Ничего не изменилось.
Она по-прежнему ненавидела меня.
Я всегда буду ребёнком, от которого она хотела избавиться.
Я была ошибкой, потому что её тело отказало ей.
Я ничто.
Не имеет значения, что врачи стянули кожу моих губ вместе. Не имеет значения, что уродливая девочка, возможно, полностью исправлена.
В глазах матери я всё ещё ужасна.
— Прекрати трогать губу! Она всё ещё заживает! — прошипела мать, отдёргивая мою руку от лица. Её равнодушная брань заставила
— Это выглядит так ужасно, — выдохнула я, зная, что не должна говорить об этом вслух. Зная, что не должна раскрывать ей темные секреты моего сердца.
Потому что она всегда готова, всегда ждет момента, чтобы раздавить меня. Досуха выпустить мою кровь.
— Нет, Нора. Ужасно ты выглядела раньше. Сейчас ты явно менее ужасна. Уродливая. Но не ужасная.
Желчь снова поднялась по моему горлу. Я впилась ногтями в свои ладони и надавила, надеясь, что острая боль позволит мне почувствовать себя лучше.
Не помогло.
Ужасная.
Уродливая.
— Одевайся. У тебя занятия, у меня нет времени ждать тебя, — мать захлопнула дверь, так больше ничего и не сказав.
Трясущимися руками я опёрлась о раковину и заставила свой взгляд вернуться к зеркалу.
Смотри, Нора. Смотри, кто ты.
Девушка в зеркале отвратительна. Девушка, на которую никто не хочет смотреть. Уродливая женщина.
Девушка, которая никогда не должна была рождаться.
Девушка, по которой никто не будет скучать…
***
— Ты должна будешь придти домой, — сказала мать, паркуясь перед Блекфилдским общественным колледжем. Я сидела, опустив голову, длинные светлые волосы закрывали моё лицо. Я надеялась спрятаться за ними и скрыться.
После того, как я оделась, то попробовала спрятать шрамы. Тайно я совершала набеги на материнский ящик с косметикой и использовала её консилер (прим. ред.: маскирующее средство, корректор). Сегодня я не задержалась, как бывало обычно, на дорогих помадах и тенях, которые никогда не буду использовать.
Я испачкала мерзкую плоть кремом и попыталась её затушевать. Я тёрла и тёрла, надеясь, что доказательство моего позора исчезнет. Не сработало. Если только не притягивало ещё больше внимания к месту дефекта.
— Хорошо, — пробормотала я, уставившись на свои руки.
— Выпрямись! И убери волосы с глаз! — крикнула мать, её голос резанул мои барабанные перепонки.
Я попыталась сделать то, на чём она настаивала, но не могла показать своё лицо. Никогда…
В частности, ей.
— Я заплатила столько денег не для того, чтобы тебя просто исправили, и ты могла бы отгораживаться!
— Это ничего не исправило. Я по-прежнему такая же, как была до этого, — прошептала я, надеясь, что она меня не услышит. Когда я научусь держать свои
— Что ты сказала?
— Ничего, мама, — я почувствовала её руку в своих волосах. Ногти царапали мой скальп всё время, пока она их дёргала и тянула, пытаясь откинуть их с моего лица. Она стянула мои волосы в неряшливый пучок у основания шеи.
Я почувствовала себя обнажённой. Выставленной напоказ.
Ужасная.
— Не знаю, в чём твоя проблем, Нора. Это лучше, чем то, что я привыкла видеть, когда была вынуждена смотреть на тебя, — она не сделала ничего, чтобы скрыть дрожь отвращения. — Не забывай, как ты выглядела раньше, — мама сказала это с такой злобой, с такой ненавистью, что я поняла — она этого никогда не забудет. У меня не было сомнений, что моё лицо, моё ужасное отвратительное лицо, преследует её в кошмарах.
— По крайней мере, сейчас я могу на тебя смотреть.
Её слова как ножи. Острые и смертельные. Впиваются прямо в мои внутренности. Похороненные глубоко, откуда нельзя будет показать раны.
Но я не дрогнула. Я перестала показывать реакцию много лет назад.
Я вышла из машины, сумка давила мне на плечи, подбородок опущен к груди. Я поспешила прочь от матери и её жестоких честных слов.
Ветер, дующий мне прямо в лицо, заставил меня вздрогнуть. Я ненавидела чувствовать воздух голой кожей. Я проскользнула за ближайшее здание и высвободила волосы из резинки. Я дёргала, тянула, и почувствовала себя лучше только тогда, когда моё лицо снова оказалось за завесой бледных прядей.
Мне стало комфортно, я пошла по направлению к классу.
Никто не разговаривал со мной.
Я ни с кем не разговаривала.
Я не устанавливала зрительный контакт. Была осмотрительна. В любом случае, никто не замечал меня.
Никто, кроме него.
— Нора!
Внутри всё сжалось и перевернулось. Я была одновременно напугана и рада. Противоречивые сложные эмоции съедали меня изнутри.
Никто никогда не замечал меня.
Но он видел меня каждый раз и всё время. Я не могла ничего скрыть от него. Он не позволил бы мне.
Я остановилась и подождала, пока Брэдли Сомерс не догонит меня. Он бежал через газон, и я надеялась, что смогу улыбнуться ему. Хотя бы раз. Глубоко сидящая надежда была повержена и уничтожена.
Затем я вспомнила, что могу улыбаться.
Теперь…
Я нерешительно растянула губы в выражении, которое никогда не использовала раньше. Кожа туго натянулась на моих зубах. Вверх. Вверх.
Мне было больно улыбаться.
И я прекратила попытки. Прикрыла губы пальцами. Скрывая кожу. Скрывая шрам.