Императрица всех сезонов
Шрифт:
Акира вытащил трубку и сладкую траву из накидки. Он чиркнул последней спичкой, зажег трубку, пускал дым, не вдыхая его. Трубка дымила сильно. Он обвил черной тканью лицо, крепко прижал ее к носу и рту. Он замер на миг, чтобы дым собрался, а потом бросился по туннелям.
— Чувствуешь запах? — спросил низкий голос. Стражи были близко. За углом. Акира быстро дышал. Прятаться было негде. Если его раскроют, и стражи поднимут тревогу, придется бежать. На него будут охотиться император и Ханако. Юки-онна не простит Акире предательства, а император — измены.
—
— Что-то мне нехорошо.
Голоса резко оборвались.
Акира обошел угол. Два стража обмякли, тихо посапывая. Акира осторожно вложил в руки одного из стражей трубку. Еще через пару футов Акира нашел двух других спящих стражей, благодаря сладкой траве. Он расслабился, улыбнулся под маской.
«Не войдешь в логово тигра, не поймаешь тигренка», — он насвистывал по пути в Восточный зал.
* * *
Акира вернулся наверх, где ему было уютнее. С помощью люка он попал в Восточный зал. Император сделал дырки в люках, чтобы было видно, что снаружи, и Акира так проверил, что в Восточном зале пусто. Но что-то было не так. Согласно карте Асами, в Восточном зале должны были находиться участницы состязания. Там должна была стоять стража, а было тихо. Заброшено.
Акира уловил шаги и отпрянул в тень на балках. Факелы озаряли зал. Появился силуэт мужчины в балахоне, и Акира увидел, когда он приблизился, что это монах. Его капюшон был поднят, но Акира узнал его по одеянию белого цвета и красному поясу Высшего священника.
Во время их пьяной ночи Ханако говорила о нем, называя его «милым монахом».
— Он — бастард императора. Но ходит по округе как наследник. Он гордится своей внешностью, потому на его лице нет татуировок, как у других монахов, — скалилась она.
Духа монаха была испорчена таким количеством темных пятен, что Акира не мог разобрать Многие из убийств были ёкаями. Акире было гадко. Ни один человек или ёкай не должен был обладать такой властью над другими.
Монах замер у двери и постучал. Ответила ёкай в ошейнике. Ее тусклые карие глаза расширились при виде белого наряда священника. Она склонила голову и низко поклонилась.
— Впусти меня, — потребовал священник.
— Но тут нет госпожи Мари, — сказала она слабым тоном. Акира напрягся. Комната Мари? Что тут делал Высший священник? Он медленно подвинулся на балке. Ему нужно было подобраться ближе.
— Знаю. Я пришел поговорить не с ней. Я хочу поговорить с тобой.
Девушка застыла.
— Императору нравится Летняя комната для наказаний. Ты же девушка-крючок? — Акира увидел острые крючки в волосах девушки. Он не знал о ее виде. Ёкаев было столько, сколько травинок. — Девушки-крючки не терпят жару, верно? Я читал, помнится, что вы процветаете в темноте и холоде. Вы — ночные существа по природе. Комната, залитая солнцем, точно твой худший кошмар.
Девушка побледнела, шире открыла дверь.
— Госпожа скоро вернется.
Священник улыбнулся с нежностью змеи.
— Нет. Началась третья Комната. Она в Зимней комнате. Впусти меня.
Девушка посмотрела на коридор. Искала
Акира замер в нерешительности. Она была в Зимней комнате с опасным ёкаем. Ему нужно было предупредить ее. Акира поспешил спрыгнуть с балки и вернулся в туннели.
ГЛАВА 31
Мари
Бесконечная зима, и Мари брела по колено в снегу. Ее щеки были красными и обветренными. Кимоно почти не защищало от холода. Каждый шаг был ледяным кинжалом. Она сжимала серебряный гребень и медную канарейку в руках. Чтобы подавить холод, она представляла огонь, одеяла, мисо-суп. Она не видела дальше трех футов. Пару мгновений спустя вспыхнуло солнце, озаряя серое зимнее небо, задевая ее щеки жаром. А потом это пропало. Началась буря, снег и лед закрывали все перед ее глазами. Она уже не видела замерзший лес. Мари ничего не видела, кроме своих с трудом шагающих ног.
Мари двигалась. Если остановиться, ждала смерть, холод и онемение тут же сковали бы ее. Она не знала, в какую сторону шла. Она искала среди пустоши хоть какую-то темную точку на белизне. Пульс Мари гремел в ушах, она обдумывала новую загадку.
«Всегда бежит, но не идет, часто шепчет, но не говорит, в кровати лежит, но не спит, есть голова, но не рыдает», — первая загадка была о горе. Следующая — об огне. Они были связаны с природными стихиями.
Мари вспоминала.
«Пусть природа помогает тебе. Звук воды скроет твои шаги», — советовала мама. Как и с загадкой с огнем, все встало на места. Река. Река никогда не шла, но бежала, шептала и не говорила… Вся жизнь пролетела перед ее глазами — охота на волков, сарай с нападениями, сражения с матерью — все эти отдельные события готовили ее к состязанию. Даже когда она не считала это тренировкой, она училась, мама старательно учила ее, как ориентироваться в глуши, как не потеряться в лесу, как выжить во Времена года.
Внезапное рычание заставило Мари повернуться вправо. Из белизны появилось пять сгорбленных черных фигур. Мари узнала изгиб их спин, желтые вспышки глаз. Волки.
Не думая, она пошла ближе к волкам. Ей хотелось взять нагинату. Но у нее были только гребень и медная канарейка. Она убрала серебряный гребень за пояс, попыталась сделать так с канарейкой, но ладони закоченели. Птица выпала из пальцев и погрузилась в снег. Потерялась. У Мари не было времени копать.
Волки рычали, но не на нее. Они окружили что-то другое. Девушку. Сачико? Нори? Асами?
Волки прыгнули на добычу. Из центра стаи мелькнуло красное кимоно. Сачико. Та, что предала подругу, билась со стаей волков. Билась и проигрывала. Она не могла стоять и смотреть, как еще одна девушка умирает.
Мари приблизилась, перешагнула двух убитых волков. Она посмотрела налево, направо. Никого не было, она никого не видела. Мари вызвала зверя. Кости в ладонях затрещали. Ее ногти стали острыми когтями.
Волки приближались к Сачико. Ее прижали их большие лапы, они терзали ее кимоно на боках.