Империя
Шрифт:
– Как отступить?! Мы почти закрепились у выхода! Перестроиться можно на месте! Он погубит всех! Что он творит?! – узнав о приказе, проорал Корнелий. И в тот же момент увидел, как вырвавшиеся вперед когорты стали возвращаться к основным силам. Напрасно пытался их остановить центурион. Боевые порядки римлян смешались. Тогда германцы, видя беспорядочное движение врага, разом пошли в атаку. Особенно сильным был удар с фланга, который нанесла конница Арминия. Не выдержав натиска, вместо того, чтобы выполнить перестроение у лагеря, солдаты в панике кинулись внутрь укрепления. Центурия Корнелия, выйдя с боем из ущелья, видела, как конница легата Валы Нумония ускакала прочь, даже не попытавшись прикрыть бегущих воинов от удара Арминия.
– Трусливая сука! Назад! Будь ты проклят! Назад! Они же их всех перережут! – тщетно орал Корнелий командиру кавалерии.
Надежда на спасение была потеряна: германский отряд с криком ринулся на центурию Корнелия, чтобы уничтожить отступающих.
– Сомкнуть ряды! Приготовиться к
В этот миг на римлян хлынула людская лавина. Началась нешуточная резня. Яростный взгляд глаза в глаза, хриплое прерывистое дыхание, кровь и отборная ругань. Бойцы с обеих сторон добирались друг до друга, затаскивали противника к себе в строй, добивали его, ломая мечи и копья, доставали кинжалы и резали, резали, резали друг друга. Корнелий пятился назад, отступая по трупам, и все еще пытался удержать строй. И вот в одно мгновение повалили Аврелия. Его крик, донесшийся через шум боя, словно гром, прогремел в ушах Корнелия. Он сразу понял: убили! Обернувшись, он увидел, что от его центурии осталась лишь половина. Половина тех, кого он так берег, берег, словно детей. Обезумев от ярости, он бросил щит, схватил второй рукой меч, лежавший у ног убитого Аврелия, и со звериным рыком кинулся в гущу шевелящихся тел, рук и острого железа. Он без устали рубил и крушил противника, ломая щиты и пробивая доспехи и головы германцев. Его несколько раз ранило, но боли он не чувствовал. Поваленный, он моментально вскакивал и снова кидался в мясорубку. Сбил с ног какого-то огромного германца, который вскользь рассек ему правую сторону лица, и принялся топить его в жиже из грязи и крови, затем долго рубил кинжалом пока тот не раскинул беспомощно руки и не перестал шевелиться. Корнелий стоял на вдавленном в грязь теле, качаясь от усталости и слепнув от заливающей его лицо крови. Он тяжело дышал, и вместо выдоха из его груди вырывались хрипы. Его окружили и прикрыли щитами свои солдаты, и, сбившись вместе, они стали понемногу отступать. Центурион понял, что они отбили атаку. Теперь оставалось надеяться только на себя и попробовать самостоятельно пробраться через горы, чтобы выйти из ловушки. Поднявшись на вал, центурион обернулся и ужаснулся тому, что увидел. Повсюду лежали римские солдаты, войско было уничтожено. Кто-то из выживших бежал лесом, где становился легкой добычей противника, кто-то – назад по дороге, кто-то (немногие) сдавался в плен. Германцы сгоняли живых и раненых в кучу, словно скот. Чуть выше, на ровном холме Корнелий увидел двух всадников. Это были Арминий и Сципион. Хотя они стояли далеко от него, центурион сразу узнал их. Сжав зубы, он поднял вверх окровавленный меч и что есть мочи заорал. Заорал, словно умирающий зверь, так, что его крик заглушил на секунду все вокруг. Германцы обернулись на центуриона и хотели было кинуться вдогонку, но Сципион остановил их:
– Стоять всем! – гаркнул он, а потом, понизив голос, спокойно проговорил Арминию: – Пускай уходят.
Улыбнувшись, он вытащил меч и в знак не то уважения, не то насмешки поднял его так же, как сделал Корнелий. Увидев это, центурион хотел рвануться к ним, но Ливерий и Кристиан стащили его с холма и увлекли в гущу леса, туда, в темноту, подальше от смерти.
– Почему ты остановил моих воинов?! – сведя брови и нахмурившись, злобно прошипел Арминий.
– Сделай лицо попроще, вождь варваров. Ты хотел освободить свой народ от римлян? Ты сегодня сделал это. Ты жаждал мести? Так посмотри вниз: у твоих воинов есть мясо для развлечения. Я думаю, им хватит всем, чтобы утолить свою жажду крови. А на этого центуриона у нас свои планы. Если бы мы хотели его смерти, она постигла бы его еще на пиру. Радуйся, что этим походом командовал Вар, а не он.
– Если ты думаешь, что сможешь управлять мною, ты ошибаешься! И своему хозяину скажи, что ваша заслуга лишь в том, что вы смогли отослать Тиберия. А так, мои воины разгромили бы римлян и без вашей помощи! – ударив коня в бока и тронув поводья, проговорил Арминий.
– Я передам. Ты освободил свой народ от захватчиков, теперь попробуй сохранить независимость Германии от своих же собратьев. И помни, вождь варваров, ты дал клятву моему господину. Боюсь, он не поймет твоей гордыни и измены данному слову.
– Скажи ему, что у меня свои боги, а его бредни я слушать больше не собираюсь!
– Боги у всех одни, Арминий. Ты скоро поймешь это. Вар думал так же, как и ты, но от обещания уйти нельзя, от него можно избавиться только через смерть, – тихо проговорил Сципион и, развернув коня, скрылся в чаще леса.
Почти сутки воины Арминия казнили и пытали захваченных пленников. Прежде всего, германцы принесли в жертву Тору и другим своим богам центурионов и трибунов. Пленных вешали на деревьях, отрезали им головы и прибивали их к вековым дубам. С особой жестокостью варвары расправлялись с захваченными римскими судьями. Почти всем воинам они отрубили ноги, дабы те после смерти не смогли добраться в мир духов и обрести покой. Арминий наслаждался победой: все племена ликовали, празднуя освобождение от римского ига, и он стал для них символом сопротивления завоевателям и был провозглашен королем Западной Германии. Он получил все, что обещал ему тайный хозяин Сципиона. Но, как
Корнелий пробирался по лесу с остатками своих солдат и теми немногими, кто присоединился к нему, вовремя увидев, что его центурия отбила атаку и стала уходить. Чудом прорвавшись через кольцо германцев, через четыре дня они, уставшие и измученные, вышли к Рейну и, перейдя реку, вошли в ближайший гарнизонный лагерь, где их встретили свои. Уже позже Корнелий узнал, что Квинтилий Вар покончил с собой, бросившись на меч, дабы избежать позора плена. Что его примеру последовали все приближенные офицеры. Что Арминий, обнаружив труп своего бывшего «друга», в злости отсек ему голову и в качестве подарка направил римскому императору. Что в том злосчастном лесу было уничтожено три легиона отборных воинов. Что всех выживших предали забвению, лишив почестей и наград, выплат и обещанной ветеранской пенсии. Что он, отслуживший столько лет на благо империи, оказался выброшен на ее задворки, как вещь, которая вдруг стала ненужной. Он также пока еще не знает о том, что дома при родах второго сына умерла его любимая жена Оливия. Что хозяйство держится на честном слове оставшихся рабов, которых он привел с прошлых походов и которые трудятся на него из уважения и человеческой преданности к своему хозяину. Все это он узнает потом, а сейчас он лежит на кровати, и лекарь вычищает его раны. Его лихорадит от простуды и полученных увечий. Он не узнает никого вокруг себя, и его жизнь, кажется, висит на волоске. Хриплое дыхание иногда вырывается из его груди, и тогда Ливерий или Кристиан, которые по очереди дежурят у его постели, смачивают ему губы водой и меняют холодную повязку на лбу. В бреду он бормочет лишь одно:
– Сципион, будь ты проклят.
По блестящему мраморному полу, в котором можно было видеть свое отражение, шли сенаторы и знатные люди Рима. Шли, минуя залы, шли и дрожали от той вести, что несут своему божественному императору. Шли, перешептываясь, и все никак не могли решить, кто из них первым сообщит о том, что произошло в Тевтобургском лесу. Среди них был и всеми уважаемый сенатор и один из богатейших людей империи Клавдий Марк Нерон. Он держался с краю и ни с кем не разговаривал, лишь оглядывал идущих людей, которые трепетали сейчас от одной мысли о взгляде того, к кому они направляются. И вот преторианцы расступаются перед делегатами. И вот уже они видят, как он сидит, опершись на руку, на своем ложе. Рядом с ним его любимые псы. Рабы обмахивают его тело опахалом. Он смотрит на них пристальным, великим и мудрым взглядом. Ждет. Ждет того, о чем сам боится подумать, хотя вести уже летают черной птицей по вечному городу, а люди, преувеличивая произошедшее и пугая сами себя, запасаются продовольствием, зная о том, что предатель Арминий уже выслал страшный подарок их императору. Октавиан опускает глаза и произносит:
– Ну, так что хотят сказать мне мои уважаемые сенаторы, мыслители и полководцы? Что привело вас ко мне? Почему на ваших лицах я вижу ужас и страх? Разве так подобает выглядеть людям, которые правят миром?
Все стоят, словно статуи, с бледными лицами, с глупыми, растерянными глазами. Немую сцену прерывает Марк, он, словно тень, медленно выходит из-за спин остальных и будто бы невзначай говорит:
– Вар разбит, семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого легионов больше не существует, Арминий предал вас, и мы больше не контролируем земли Германии.
Октавиан меняется в лице. Раб, который опахалом создавал прохладу императору, пригибается и, трясясь, пятится назад. Преторианцы опускают взгляды в пол, чтобы, не дай бог, не встретиться взглядом с Августом. В огромном дворце наступает тишина такая, что слышно, как по нему, жужжа, летает муха, невольно оказавшаяся в этот момент где-то под сводом потолка. Октавиан Август привстает и, шатаясь, подходит ближе к сенаторам. Те, словно шавки при виде волка, стараясь не смотреть на него, пятятся назад. На месте остается только Марк, который с любопытством, причины которого известны лишь ему самому, всматривается в императора. Один из пришедших хотел было открыть рот, дабы сказать что-то путное, но тут же получил жесточайший удар от своего повелителя и, схватившись за окровавленный нос, нагнулся и нырнул в толпу. Октавиан показал жестом, чтобы все молчали, после чего отвернулся и тихо спросил:
– Как?
Но присутствующие боялись и слово вымолвить. Боялись не на шутку, зная, что это не игра и что император сейчас в гневе и способен на все. Что он не посмотрит на их заслуги, чины и родовитость. Повернувшись к ним, Август схватил за шиворот первого попавшегося и проорал, брызгая слюной, красный от гнева, со вздувшимися венами на шее и лице, с дергающимися желваками:
– Как?! Как такое могло произойти?! Как?! Как?! Как такое могло произойти?!
А ведь действительно – как? Таких серьезных поражений римляне не знали последние шестьдесят лет, с тех пор как парфяне при Каррах в далеких краях за Евфратом уничтожили экспедиционный корпус Марка Лициния Красса. А за 36 лет единоличного правления Августа Рим и вовсе привык к одним лишь победам, покоряя новые земли: Египет, северо-запад Испании, Аквитанию, Альпы, Далмацию и вот, наконец, Германию. Понятно, почему боялись и дрожали пришедшие сенаторы. Понятна была и реакция самого Октавиана Августа. Единственным, кто не боялся, был Клавдий Марк Нерон, и он снова, подойдя к своему господину, ответил: