In the Deep
Шрифт:
— Ты только ныть не устал, — зло сообщила я.
— А ты не устала изображать сильную?
Ба-бах. Это, если что, сейчас было больно. Обормот грандиозно освоился хамить по самым что ни на есть болевым точкам. И, честно говоря, пару дней назад я бы его убила за такую дрянь.
Да и сейчас хочется.
— Давай сделаем так, — предложила я любезным тоном. — Ты этой херни не говорил, а я ее не слышала. Идет?
— Это еще п-почему?
Ого, какая агрессия. Где ж я тебя так задела, родной мой?
— П-потому, — передразнила я. — К моей силе это не имеет никакого
Тишина. В офицерской каюте с экономичными лампами кололась плотная тишина, и там сидело двое. Двое молодых идиотов, которым завтра умирать, и которым нечем больше заняться, кроме как тыкать друг в друга тупыми иголками.
Да, вот такая вот я. Горячий секс обреченных на смерть — это пошло и банально.
— Синдзи. На фоне всех прочих откровений я сегодня поняла еще одну штуку: от своего прошлого бегать бессмысленно. Есть такие вещи, от которых нельзя отвернуться.
— Ф-фатализм, — фыркнул обормот. Я фыркнула в ответ и принялась загибать пальцы:
— Метаболизм, эклектизм, волюнтаризм, онанизм… Я тоже дохрена знаю умных слов на «-изм», понял? Причем тут это? Как ни назови, но у человека есть путь.
— Если можешь, значит, д-должен?
Я пожала плечами:
— Это все опять определения.
И снова была тишина. Синдзи смотрел мне в глаза, я почти видела, как там, за этими глазами, что-то меняется, как там происходит что-то, чего мне не понять. Еще бы, я ведь во власти своего откровения, а он — во власти своего.
Так иногда бывает, и хорошо, если он, пусть и не понимая, сможет меня принять. Вся надежда на то, что он все-таки обормот.
— И т-ты выполнишь приказ п-потому, что это твой путь?
Ну слава звездам.
— Нет, Синдзи. Потому, что я не могу по-другому.
Гениально тупой ответ, правда? Не чувствуя угрызений совести за миллиарды погибших, переживая за единиц, выполняя приказ бессмертной твари, подручные которой мучили твоих друзей. И все равно, все равно.
Наверное, в такие минуты идиотских прозрений человек понимает, что у жизни может быть смысл.
— Идти на смерть, п-потому что иначе нельзя. Н-напоминает самоубийство, правда? — спросил Синдзи с какой-то неуверенной улыбкой.
— Да ни разу, — ответила я. И на улыбку, и на очередную глупость. — Я не собираюсь там умирать.
— Это-то ясно. Тебе бы б-баронианцем родиться.
Я поморщилась, потому что поняла, о чем он, и это было довольно обидно. У кошек есть такое понятие «кирстрау», которое людям удобно считать чертой характера. Удобно — это потому что мы так и не смогли найти ему ни адекватного перевода, ни соответствий в нашей реальности. Если кратко — это добровольный отказ от собственного будущего ради какой-то цели. Если не кратко… Впрочем, полно ли, кратко — это социологический нонсенс, но ведь все общество чокнутых котов-индивидуалистов стоит на чуши и противоречиях.
Метафорически выражаясь, Синдзи сейчас сказал, что понимает меня примерно так же, как баронианца. Это чертовски мило.
— Я, н-наверное, выгляжу жалко, да? — сказал обормот. — Просто хочу жить.
Сколько я не всматривалась в его лицо, ни следа издевки
Тоже прав. Наверное.
— Ты выглядишь глупо. Я лежу, ты сидишь.
Синдзи поулыбался и снова лег.
— З-знаешь, что интересно? Я ведь тоже полечу. Только ты — за своим «-измом», а я — за т-тобой.
Он не стал меня уговаривать лететь с ним, а согласился лететь со мной. То ли взрослеет, то ли понимает, что я не Аянами — но не суть важно. И неважно даже то, что я оправдываю доверие Его Тени и Кацураги: тяну людей за собой.
Важно, что мы не поняли друг друга, но это почему-то совсем не обидно.
— А как твой день-то прошел? — спросила я.
— П-пустяки, — улыбнулся Синдзи. — Перезаписывали б-бортовые системы «Сегоки».
Лицо обормота было так близко от моего, что ошибиться было невозможно: ему грустно и немного страшно.
— Решили не лечить?
— Н-нечего там было лечить. Фрегат пять раз подряд п-прошел тест на ИИ.
Я прикрыла глаза.
«Разблокируйте возможности ВИ. Пожалуйста!» Вопль паникующей компьютерной программы горел в моей памяти, и не хотелось мне разбираться, как так получилось. Может, «Сегоки» слишком долго изучал память своего хозяина, может, вспышка на сверхновой какая случилась. А может, кораблю понравилось защищать своего неловкого капитана, и однажды с утра пораньше он задал себе извечный вопрос, который так пугает жалких людишек. И ведь не мог Синдзи не чувствовать этого, хоть бы и подсознательно, хоть как-то!
А еще неприятно скреблось предположение, что между стиранием «Сегоки» и решением Синдзи пойти за мной есть связь. Например, обормот так резко поменял взгляды, только потеряв своего самого преданного и близкого друга. Может быть? Может.
Впрочем, лимит мудрости и проницательности я сегодня уже и так перебрала. Хватит.
Огромный ангар «Тени» был переполнен. С ума сойти: а я ведь и подумать не могла, что такое бывает, что столько техники, людей, протезированных и прочих может находиться в одном месте. Четыре фрегата, оплетенные кабелями, у «Йонгоки» полу разобран еще шлюзовой отсек — и все это шевелится, копошится, оставляя мерзкое ощущение огромного термитника или одного из тех самых легендарных гнезд одичавших дронов.
Я сидела в укромном уголке под финишной опорой своего нового корабля и листала технические данные по загружаемому вооружению. Там все было так великолепно, что даже слегка тоскливо. На две торпеды смонтировали СН-заряды, на шесть — вместо обычных кластерных поставили лазерные боеголовки, а уж характеристики торпедных двигателей хотелось читать и читать. Читать, капать слюнкой и снова читать.
Полагаю, раздел защитных средств вызвал бы у меня эндорфиновый взрыв.
— Сорью? За мной.