Индульгенция для алхимика
Шрифт:
В результате, после полуночи, изрядно подгулявшая компания оставила напившегося в дрова алхимика вместе с обезьяном, спать на трактирной лавке, а сами попробовали добраться до Приюта паломников.
Субботнее утро перед Троицей выдалось пасмурным. Рагенсборг проснулся от глухого удара "колокола кары", с башни собора Святого Петра извещавшего жителей о скором начале казни еретиков. Очевидно, дознаватели выяснили все, что хотели и, решили не тянуть, приурочив приговор к празднику. Народ, получив известие, потянулся на Рехтсплац[89]
, боясь опоздать
Помост для епископа, судейской коллегии и представителей аристократического сословия, выстроенный основательно и со вкусом, пестрел от флагов и вымпелов. Благородные и священники постепенно рассаживались, в соответствии со своим статусом, а когда в ложе появился епископ Ваннборден в сопровождении соседа, пфальцграфа Штраубинг - Баварского, толстенького лысого старичка с красным носом и заткнутыми корпией ушами, то громко ударили литавры и затрубили сурмы[90]
.
А затем на площадь вступили четверо монахов из Эммерамклостер - аббатства, что можно не напрягаясь разглядеть с городских стен, несущие перед собой черно - белую хоругвь инквизиции.
Церемония началась.
Трубы умолкли, раздался тревожный барабанный бой...
Вслед за четверкой фратеров вышли три священника, наряженные в альбу, каппа магну и ст о лу[91]
. Средний держал в руках крест, высотой около двух ярдов, первый и замыкающий - зеленые ветви редкой в этих местах оливы. За ними... босые, наряженные в санбенито и корозу[92]
, со связанными за спиной руками и цепью на шее, концы которой находились в руках парочки дюжих стражников, шествовали дувдеван и Пришлый.
Лицо Олонье казалось мордой чудовища из-за шишек, синяков, ссадин и пеньковой веревки, стягивающей рот. Его длинная узловатая фигура зловещей не выглядела, сломленный пытками и предстоящей ужасной смертью, еретик шел, словно не видя ничего вокруг, равнодушно наступая в редкие лужи, отражающие низкие серые облака.
Пришлый же ступал, жадно вдыхая насыщенный городскими миазмами воздух, щурясь на хмурое свинцовое небо так, словно в нем светило яркое весеннее Солнце, вглядываясь в окружающие лица, как будто хотел запомнить всех, провожающих его на эшафот. Нет, выглядел он встревожено, но вполне достойно, пытался храбриться, делая все новые и новые шаги, на встречу страшной Судьбе, без помыканий и дерганья за цепь. Судя по всему, пытки к нему не применяли. Да и зачем? Его появление в этом мире - уже преступление, а какими - либо страшными тайнами экспатриант явно не обладал. Он что, такой смелый? Или не понимает, что скоро произойдет? Или на что-то надеется?
Замыкал шествие строй монахов и священников, в черных рясах, с накинутыми на голову капюшонами. Их руки, одетые в железные перчатки, держали коптящие факелы, мерно покачивающиеся в такт неспешным шагам. Когда вся процессия вышла на площадь, пленников завели на эшафот, охранники передали цепь палачу. Остальные сопровождающие выстроились
Со своего места поднялся старший судейский.
– Ваше Преосвященство, уважаемый дом Ваннборден! Уважаемый господин пфальцграф, уважаемые благородные господа и дамы, высокочтимые мастера Церкви и вы, люди города Регенсборга, - низкий, хорошо поставленный голос слышался в самых дальних закутках площади.
– Перед вами преступники, нечестивые еретики, дерзнувшие поднять руку на служителя Церкви и святого Доминика, рыцаря Конрада фон Шлаффена и тяжко его ранившие...
Судейский распинался недолго. Сообщив, вкратце, в чем состоит суть преступления обвиняемых, он передал слово епископу.
Дом Ваннборден, в свою очередь, принялся читать проповедь. Скучно не было, церковник великолепно владел словом: приводил цитаты из трудов святого Гилберта, Августина, Вонифатия, говорил о коварстве Сатаны, и, конечно, о том, что Край Ада - место для искупления грехов и спасения души, где искушение верующих - первая задача Диавола, и что Господь дал им всем шанс, отправив предков с Прародины сюда, на Лимбус Инферни.
Затем пришел черед приговора. К эшафоту вышел Комтур Ордена святого Доминика, одетый в снежно - белую рясу и иссиня - черный скопуляр, в сопровождении двух младших фратеров. Братья - монахи вручили каждому еретику по потухшей свече и встали перед ними, держа в руках распятия.
Каноник откашлялся и громко объявил:
– Как нераскаивающихся грешников, упорных в своей ереси, святая наша мать Церковь исторгает их из своего лона и передает в руки светских властей.
Младшие фратеры, символизируя предание анафеме, толкнули ладонями преступников в грудь. Комтур же продолжил:
– Вещал апостол Иоанн: "Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не прибудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают[93]
". Так пусть же святой огонь очистит души этих грешников и они обретут спасение!
Ауто-да-фе завершилось. Доминиканцы отошли в сторону.
Вновь встал старший судейский.
– Да будет так! Мирской закон гласит: ересь, идущая с Прародины, должна быть уничтожена вместе с тем, кто ее распространяет. А посему, житель иного Мира, именующий себя Сабадош Карой из Мишкольца, и его пособник, именующий себя Рушель Олонье из Перпиньяна, властью, данной нам жителями Регенсборга и Церковью, приговариваются к казни через succendit ad palum[94]