"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

— Дозвольте мне увидеть барона! — так же повысил голос Волков.

— Нет, доктор не велит! — кричал господин Верлингер. — Сказал же я вам!

— Не позорьте седины свои бесконечной ложью, — Волков тоже уже начинал злиться, — зовите доктора, я хочу у него всё спросить.

— Да, как вы смеете! Дурной вы человек, болван! — уже не на шутку злился дядя барона. — Как вы смеете меня упрекать во лжи, если вы сами невыносимо навязчивы и совсем не ведаете приличий. Прочь! Уезжайте отсюда, займитесь своими делами, войной или ещё чем вы там любите заниматься…

—

Послушайте Верлингер, я не хочу знать, что там у вас происходит, тем более, не хочу встревать в ваши семейные дрязги из-за наследства, я просто хочу видеть барона, живого или мёртвого, мне всё равно.

— Отказываю вам! Отказываю! Прочь отсюда, наглец! Барона вы не увидите. Прочь езжайте! И если не уедите, то увидите не барона, а у себя в брюхе арбалетный болт.

И господин Верлингер скрылся, видимо покинул башню. В общем разговор был закончен.

Третий раз! Третий раз Волков приезжал сюда, чтобы выяснить обстоятельства смерти кавалера Рёдля, три раза беседовал с этим вздорным стариком и уезжал отсюда ни с чем. Его трясло от злобы и раздражения, он тащил с собой кучу народа и всё без толку и, главное, виноватых вокруг не было. Ну разве что этот седой мерзавец. Ух попадись он ему под руку! У кавалера даже кулаки сжались. Но сжимай их или разжимай, это дело не решит. Дело бы решила картауна, да десяток чугунных ядер в ворота старого замка. Попотеть, притащить бы её сюда. Да пять десятков солдат, и дело было бы решено.

Да нельзя, его и так вся окрестная земельная знать ненавидит, а начни он штурмовать их замки, так побегут ещё и к герцогу, жаловаться или ополчение собирать. Хотя нет, ополчение это вряд ли, они ещё те вояки.

В общем пришлось ехать обратно, так ничего и не высинив. Как говорят мужики, не солоно хлебавши. Полдня как не бывало.

Ну хоть Роха порадовал его в тот день. Когда Волков вернулся в Эшбахт, оказалось, что Роха только что приехал из Ланна.

Обоз был как раз перед домом кавалера:

— Погляди, Фолькоф, что это за порох, — говорил Скарафаджо снимая крышку с бочки и запуская руку в чёрный порошок, — ты представать себе не можешь, сколько дыма он даёт. Такой делают только в Ланне.

— Сколько бочек привёз? — спрашивал Волков, глядя на ладонь товарища, не слезая с коня. — Восемь.

— Да, восемь, и стоит он на шесть талеров дороже за бочку, но зато как бьёт! Как бьёт!

Старый одноногий солдат был в восторге. Он тряс ладонью глядя на порох:

— Клянусь, даже аркебуза будет пробивать кирасу с пятидесяти шагов. А что уж говорить про мушкет!

— А мушкетов, ты сколько привёз?

— Семнадцать. И скажу тебе, что кузнец дело знает, он переделал замок и спуск, теперь фитиль держится крепко. И порох с полки не просыпается, даже когда мушкет наклоняешь.

— Отлично.

— Этот Яков Рудермаер толковый кузнец, я сейчас покажу тебе новый мушкет.

Но у Волкова болела нога, он хотел быстрее слезть с коня и сесть у камина:

— Потом, потом, приходи сегодня вечером на ужин. Приноси мушкет.

А Роха вместо того, чтобы сразу согласился вдруг замялся:

—

Слушай, Фолькоф, а можно я приду с женой?

Кавалер смотрел на Роху и не узнавал этого старого солдата, кажется, первый раз тот называл свою женщину женой. Зараза, язва, чёртова гарпия — да, но вот женой…

— Ну, приходи с женой, — согласился кавалер.

— Я бы не навязывался, да больно она хочет посмотреть, как живут настоящие господа.

— Приходи.

— А твоя то, дочь графская, не будет против, моя-то из простых? — всё еще сомневался Скарафаджо.

— Чёртов болван, сказал же приходи с женой, — злился Волков, которому хотелось скорее вытянуть ногу у камина. — Сколько раз тебе ещё повторять?

Кавалер развернул коня и поехал к дому.

— Приду, — кричал ему вслед Роха, — принесу новый мушкет показать!

Жена Рохи пришла разодетой настолько, насколько Роха мог себе это позволить. Она много кланялась перед Элеонорой Августой, но та поначалу была холодна, но когда мать Амелия выяснила, что жена Рохи беременна в четвёртый уже раз, так разговор у женщин сразу наладился, и даже Бригитт стала прислушиваться к рассказам про утреннюю тошноту, про рвоту на запах жаренного лука, про вечное желание сходить по малой нужде и про всё другое. И так всё было у них хорошо, что после ужина жена Рохи удостоилась нового приглашения. Без мужа. И она обещала быть.

Утром, после завтрака, на выезде из Эшбахта, собрались люди.

Кроме кавалера были там Роха, Хилли, Вилли, ещё пара солдат из стариков, те, что с кавалером были ещё Фёренбурге. Пришли так же Брюнхвальд и Бертье.

Из арсенала хозяина принесли одну хорошую кирасу, которую бросили горцы на берегу. Её надели на мешок с песком и поставили на пригорок.

Стали стрелять новым порохом. Он и вправду был хорош. Мало свистел, зато много «бахал». Звук был резким, быстрым. Дым тяжёлым, чёрным, сразу давал много копоти. Но после каждого его выстрела образовывалось целое небольшое облако.

Кираса была отличная, с «ребром», из хорошего железа, которого не пожалели. Может поэтому на пятидесяти шагах аркебуза её и не брала, но на тридцати уже пробивала. Но это аркебуза.

Мушкет же оставлял в железе солидную дыру даже со ста шагов.

— Ну, что я тебе говорил, — заявлял Роха с таким видом, как будто это он сам его сделал.

Да, порох был действительно не плох. Его вообще можно было бы считать отличным, если бы не цена.

— Пушкарям этот порох не давать, — распорядился Волков, — купишь им в Малене простого, этот оставить только для стрелков.

— И то верно, — соглашался Игнасио Роха, — а то они в свою картауну по половинке ведра за раз закидывают. Хорошего пороха на них не напасёшься.

После обеда в тот же день приехали Сыч с Ежом. Как их в соседнем уделе за купцов принимали — непонятно. Небритые оба, оба воняют, одежда грязная, у обоих ножи на поясе. И шуба Сычу нисколько не помогала, на тихой дороге таких встретишь, так перекрестишься — истинные разбойники.

— Так вы, что, экселенц, этому купчишке-выкресту денег дали?