"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

— Дал, — говорит Волков.

— Ну считайте, что в реку бросили, — машет рукой Сыч.

— Что совсем от него толку не будет?

— Думаю, что толку от него будет мало, — отвечает Фриц Ламме, а сам без спроса садится за стол, не снимая грязной шубы.

Товарищ его не так фамильярен, скромно становится за стулом Сыча.

А Волков не то, чтобы растерялся, но вздыхает безрадостно. Он на купчишку уже надеяться стал:

— Что совсем не сгодится нам? Глуп?

— Да не глуп он, — набрался смелости заговорить Ёж. — Просто

для нашего дела не подходит. Трусоват.

— Верно, — поддержал товарища Фриц Ламме. — Не о том думает всё время.

— Ему говоришь, что да как, а у него глаза стеклянные, в них дыбы да палачи, палачи, да дыбы. С такими мыслями в нашем ремесле удачи не жди.

— И что, забрать деньги обратно? — спрашивает Волков невесело.

— Вот и мы было так подумали, а потом поговорили с ним и выяснили, что у него есть знакомец один на том берегу, — говорит Ёж, не давая сказать Сычу.

Фриц Ламме смотрит на него осуждающе: куда мол, вперёд меня?

Лопоухий Ёж продолжать не решается, закатывает глаза, а за него продолжает Фриц Ламме:

— Знакомцев-то у него много, я переписал их всех, купчишки в основном, но один нужный человечек имеется.

— Что за человек? — спрашивает кавалер.

— Писарь казначейства славного города Шаффенхаузена Веллер, — сообщает Сыч едв ли не с победным видом.

«Да, это интересный человек, тут сомнений быть не может».

И словно подтверждая его мысли, Сыч продолжал:

— Кто первым узнает, если город вздумает снова войско собирать?

То-то и оно… Писарь казначейства. Никто другой.

«Верно, верно, верно, но согласится ли он ‘дружить’?»

И снова Сыч «читает» его мысли:

— Наш купчишка, этот Гевельдас, говорит, что писарь молод, едва женился и небогат, значит, нуждается в деньгах жене на подарки, как и все молодые люди.

— А сумеет ли наш купец с ним договориться? — спрашивает Волков, хотя по ухмылкам этих неприятных людей уже видит, что у них на сей счёт уже есть мыслишки.

— В том-то и дело, что чёрта с два, — радостно сообщает Сыч.

— А чего же ты тогда радуешься? — интересуется Волков.

— Да я тут одно дело придумал, если выгорит, то будет он наш, — за Сыча говорит Ёж.

— Цыц ты, полено лопоухое, — одёргивает его Фриц Ламме. Он смотрит на Ежа снизу вверх весьма неодобрительно, — куда вперёд лезешь, вот не буду тебя больше в приличный дом приглашать. Лезет он… — Сыч передразнивает Ежа. — Я придумал… Молчи уже, дурень! — И тут же продолжает рассказывать. — Купчишка наш, нипочём с писарем не договорится. Но он может его вызвать в Лейдениц по какой-нибудь надобности, по торговле или. Да хоть в гости. Это мы потом обдумаем ещё, а как он там будет, тут уж мы его прямо на пристани и встретим. Наш будет, не отвертится.

— Точно, — подтвердил Ёж, — уж нам бы только до него добраться.

Мысль эта очень кавалеру понравилась. Да, толково было придумано.

— Я купцу десять золотых дал, — медленно говорил он,

думая о деле, — семь заберите, раз он для дела не подходит, так и трёх ему будет довольно, пять для писаря берегите, а два. Коли дело выгорит, вам в награду пойдут.

— А вот за это спасибо, господин, — сразу радуется Ёж.

— Да ты своё хлебало хоть прикроешь сегодня, а? — опять осаживает его Фриц Ламме.

— А чего? Я ж поблагодарить.

— Закройся говорю, за что благодаришь-то? Ещё не сделали ничего, деньги ещё не наши, а ты уже благодаришь.

— Идите, — говорит Волков, — мне нужен этот писарь, нужно, чтобы служил он мне. Уговорите его, а не сможете. Сами опять на тот берег поедете.

Фриц Ламме и лопоухий и лысый Ёж сразу стали серьёзными. И смотрят на кавалера насторожённо, пытаясь разгадать, шутит он или всерьёз говорит.

Глава 34

Кажется, честный и славный город Мален никогда не видал такого праздника. Десять тысяч талеров! Десять тысяч талеров! По большим улицам, что вели к кафедралу, специальные повара, нанятые в Вильбурге и Ланне, забивали телков, тут же насаживали их на вертела и начинали делать жаркое. Жарить было велено с перечной, острой и поэтому дорогой поливкой. Тут же пивовары выбивали в бочках днища и начинали разливать пиво всем желающим. Пирожники и булочники раздавали белые булки, детям давали пряники. Стража как бы должна была следить за порядком, но стражники тоже были людьми, и пиво брали себе первыми, а уж дальше. Дальше, как пойдёт. В городе стоял шум, звенели колокола, аркебузиры, после пива то и дело стреляли в воздух. По городу вместе с шумом и колокольным звоном плавал кислый пороховой привкус. В очередях за мясом вспыхивали ссоры, но в общем всё было весело. И главное все знали, что происходит.

А на площади перед главным собором, вообще было не протолкнуться. Утром, ещё до рассвета, по городу разнеслись слухи, что тут раздают конфеты и вино, и молодёжь со всего города уже на рассвете толпилась тут. И все слухи были правдой. Помимо конфет и вина тут раздавали сыр и добрые куски ветчины с белыми булками. Стража перегородила улицы, чтобы на площадь не въезжали кареты, тут и так было не развернуться. Едва рассвело, а на площади было нет протолкнуться, пиво лилось рекой, вина тоже хватало, и от изрядного скопления веселых людей запах на площади стоял тоже изрядный.

На улицах праздник, а в доме купца Кёршнера — суматоха. И суматоха шла с глубокой ночи. Многие слуги, да и не слуги тоже, спать сегодня не ложились.

— Куда же вы смотрели, вы что, не видели, что шар не в тон фате! — выговаривала госпожа Ланге служанкам.

— Ах, госпожа, то не тот шарф, сейчас тот подам, — отвечала служанка, тут же исправляясь.

Госпожа Ланге теперь была удовлетворена. Она покрыла плечи Урсулы Видль легким прозрачным шарфом и обняла её:

— Вы прекрасны, молодая госпожа.